|
2023. №4
|
Правовая мысль: история и современность
|
4–33
|
Проблемы генезиса международного частного права не пользуются особым вниманием в российской доктрине. Такая ситуация вызывает сожаление, поскольку знание истории — это базис юридической культуры общества. Статья нацелена на частичное восполнение этого пробела и посвящена вопросам происхождения коллизий разнонациональных законов в Древнем Израиле, Древней Греции, Древнем Египте. Основное внимание уделяется природе таких коллизий и формированию способов их решения. Обращается внимание на разницу природы коллизий законов в Израиле и Египте (интерперсональные), с одной стороны, и в Греции (межполисные) — с другой. При написании исследования использовались методы сравнительного анализа и реконструкции, формально-логический, диалектический, естественнонаучный и исторический методы. Государства Древнего мира в большинстве своем — теократические деспотии, для которых характерны ксенофобия и политика воинствующего изоляционизма. Однако объективные потребности экономики диктуют необходимость международной торговли и признания прав иностранцев. Отношение к иностранцам эволюционирует от их полного бесправия до предоставления им национального режима, и это имеет место во всех государствах. В местных судах признается и применяется иностранный личный закон, что позволяет утверждать о становлении в Древнем мире коллизионной привязки lex personalis. Для иностранцев создаются специальные суды, которые в процессе учитывают язык составления договора, происхождение сторон и место заключения контракта. Во всех государствах основным источником правил выбора применимого права является судебная практика; в Древней Греции важную роль играют межполисные договоры; в Древнем Израиле необходимое регулирование выводится посредством толкования Торы; в эллинистическом Египте коллизионные нормы фиксируются в царском эдикте. В заключении сделан вывод, что МЧП Древнего мира представляет собой коллекцию отдельных казусов; это «эпизодическое международное частное право». Ограниченное количество данных не позволяет сделать общетеоретических выводов, выстроить общую линию эволюции правил выбора права. Однако именно античные и библейские подходы стали впоследствии интеллектуальным фундаментом для создания научных доктрин МЧП и его законодательного регулирования. |
|
34–55
|
Начало правовой науки, как правило, относят к XI–XII векам, когда школе глоссаторов удалось создать общий, базирующийся на схоластике подход к исследованию и преподаванию римского права. Впоследствии данный текстоцентричный, «буквалистский» метод был преобразован школой «комментаторов», в особенности Бартоло да Сассоферрато. Комментаторы в отличие от глоссаторов проявляли куда больший интерес к вопросам публичного права, что было продиктовано во многом политической ситуацией эпохи, в том числе стремлением итальянских городов к автономии. Тем не менее принципиальный пересмотр метода глоссаторов стал возможен лишь позднее, когда под влиянием гуманистической критики среди юристов распространилась идея историко-филологического метода, предполагавшего, что римское право следует интерпретировать в контексте той эпохи, когда оно создавалось. Свойственное глоссаторам и комментатором убеждение в универсальности и юридической действительности римского права ушло в прошлое. Новый «галльский» метод (mos gallicus) постепенно трансформировался из обусловленного историей и филологией исследования римского права в общую историцистскую установку, которая обратила интерес юристов к местному праву и обычаям. Таким образом, гуманистический подход стал тем основанием, из которого родилась идея о своеобразии «национального» правового порядка. Данная идея, будучи перенесена в область публичного права, привела к убеждению, что принципы устройства «национального» правопорядка должны выводиться не из универсальных категорий чуждого римского права, но из политической практики прошлого, местных обычаев и «древних конституций». Тем не менее сам по себе исторический метод в силу его сосредоточения на уникальных, специфичных чертах правовых порядков не мог обеспечить становления новой публично-правовой науки. В связи с этим Ж. Боденом был разработан, а впоследствии применен своеобразный сравнительно-правовой подход, который, как полагал французский правовед, должен был служить созданию системы универсальных понятийных категорий публицистической науки. |
|
56–79
|
В статье ставится задача исследовать отечественный историко-правовой опыт регулирования механизма передачи верховной власти сквозь призму становления и эволюции институтов наследника верховной власти, соправителя (преемника) и восприемника трона. Целью исследования выступает выявление специфики правовых институтов соправителя (преемника) и восприемника трона, использовавшихся в случаях невозможности передачи верховной власти путем наследования, а также их роль, значение и место в механизме воспроизводства верховной государственной власти. Объектом исследования выступает правовой механизм передачи верховной власти в истории российского права, начиная с формирования централизованного государства и до ликвидации монархии, предметом — правовые институты наследника, соправителя (преемника) и восприемника верховной власти как самостоятельные составляющие механизма передачи верховной власти. Институты соправителя и восприемника трона рассматриваются в контексте рецепции норм позднеримского и византийского права, исследуется правовая конструкция восприемника трона, восходящая к каноническому праву. Руководствуясь формально-логическим, историческим и сравнительно-правовым методами исследования, основываясь на историко-правовых источниках, авторы делают вывод, что в праве действовал институт восприемника трона, оформившийся в законодательстве XVIII века. Восприемник трона противопоставлялся наследнику по критерию юридического основания прав на трон; в эпоху дворцовых переворотов эти институты были разграничены и в законодательстве. В содержании института соправительства, сложившегося в России в XV веке, выявлена российская специфика, заключающаяся в сочетании признаков византийского соправительства и позднеримского преемничества. Это обусловливалось переходом в период формирования Российского централизованного государства от родового (лествичного) порядка престолонаследия к внутрисемейному (от отца к сыну), поскольку именно соправитель представлялся российскому обществу как преемник трона, выделяемый среди других наследников. В эпоху формирования абсолютизма институт соправителя (преемника) верховной власти вытесняется из сферы правового регулирования и в последующем развивается только как политический институт. |
Российское право: состояние, перспективы, комментарии
|
80–102
|
Несмотря на многовековую историю российского прокурорского надзора, в юридической науке нет единства мнений о государственно-правовом статусе органов прокуратуры и их месте в механизме государства. Законодательство Российской империи, СССР и Российской Федерации не дает прямого ответа на вопрос о принадлежности прокуратуры к органам государственной власти или к государственным органам, что воспринимается многими учеными как повод для дискуссии. Высказываются взаимоисключающие суждения, что прокуратура является органом президентской, законодательной, исполнительной, судебной или контрольно-надзорной власти. Такое разнообразие мнений не может быть оправдано идеологическим плюрализмом и недопустимо с точки зрения правовой науки, поскольку основательной классификации правового явления должно предшествовать корректное определение его специфических и устойчивых характеристик, которые имеются у органов прокуратуры с их многовековой историей и могут быть четко установлены. Правильное решение этого вопроса имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Во-первых, от этого зависит включение прокуратуры в отношения внутри системы разделения властей (или исключение из них). Во-вторых, это влияет на конституционно-правовую природу органов прокуратуры, от которой зависят общие векторы и параметры дальнейшего развития надзорного института. Применение к поставленному вопросу базисных положений теории государства, а также исследование исторических трансформаций прокуратуры в системе российского государства показало, что давно устоявшийся законодательный подход может рассматриваться вовсе не как молчание законодателя, а как вполне закономерное решение о статусе прокуратуры в качестве системы надзорных органов sui generis. При решении данного вопроса были рассмотрены три фактора, определенные в ходе исследования: производный характер государственно-правового статуса органов прокуратуры (определение полномочий по усмотрению законодателя); исторически сложившаяся системная связь прокурорского надзора с институтом верховной власти; надзор за законностью и обоснованностью осуществления властных полномочий другими органами государства как отличительный признак прокуратуры в государственном механизме России. |
|
103–125
|
До настоящего времени сфера действия публичного договора остается не до конца проясненной. В российской доктрине и практике сформировался устойчивый подход, согласно которому перечень публичных договоров не ограничивается случаями, специально упомянутыми в законе. Любой договор может быть признан публичным, если он подпадает под абстрактные критерии ст. 426 Гражданского кодекса Российской Федерации. При этом в российской литературе до настоящего времени отмечается, что ряд характерных черт, свойственных публичному договору, установить довольно трудно. Это касается, например, таких элементов, как характер деятельности обязанного лица и круг лиц, обладающих правом требовать заключения договора и обозначенных в ст. 426 Гражданского кодекса в качестве потребителей. В связи с этим крайне значимой задачей является четкое определение признаков публичного договора. Для достижения указанных целей в статье используется как анализ российской судебной практики и доктрины, так и опыт германского правопорядка, в рамках которого содержательное наполнение общей обязанности заключить договор имеет довольно давнюю историю. В статье также обращается особое внимание на то, что обязанность заключить договор с каждым, кто обратится, может иметь по меньшей мере три самостоятельных обоснования: намерение правопорядка предоставить лицу конкретное благо, требование равного обращения и запрет дискриминации по определенным критериям. Публичный договор по большей части связан с первым из трех приведенных обоснований, что существенно влияет на такой признак публичного договора, как характер деятельности обязанного лица. Автор приходит к выводу, что публичный договор служим двум различным целям: обеспечению обычных потребностей участников оборота и защите конкуренции. Данная двойственность приводит к тому, что признаки публичного договора несколько отличаются в зависимости от того, какую из двух указанных целей публичный договор обеспечивает в рамках конкретного договорного отношения. |
|
126–148
|
В статье рассматриваются модели управления объектами коммунальной, транспортной и социальной инфраструктуры для удовлетворения общественно-полезных целей. Автор показывает, что в управлении объектами социального назначения используются траст и его функциональные аналоги. Исследованы подходы стран континентального (преимущественно Германии) и общего права. Для управления объектами социального назначения в Германии используются правоспособные и неправоспособные фонды, а также учреждения. Однако использование давно известной конструкции траста не дает кредиторам права обратить взыскание по долгам траста на объекты социального назначения. В статье делается попытка показать возможность использования российского института доверительного управления для управления объектами социального назначения вместо институтов права оперативного управления и права хозяйственного ведения. Однако данная модель управления общественно-полезным имуществом не может быть использована при административном правоотношении между публично-правовым образованием и государственным органом. Для использования модели доверительного управления субъекты должны быть имущественно обособлены друг от друга. В противном случае конструкция договорного правоотношения утрачивает значение. Заимствование российским правом категории «фидуциарная собственность» или траста невозможно в связи с тем, что российское право на протяжении нескольких столетий исходило из унитарной концепции права собственности. Свойственное трасту сокрытие личности учредителя траста не имеет смысла при управлении объектами социального назначения. Речь идет только о хозяйственном управлении государственным имуществом. Использование договора доверительного управления для управления объектами социального назначения позволит решить проблему участия в российском обороте юридических лиц-несобственников. Однако даже при выборе такой модели управления государственным имуществом сохраняется необходимость в ответственности государства по долгам, связанным с управлением объектами социального назначения. Выбор модели управления государственным имуществом не может решить проблемы экономической убыточности достижения общественно-полезных целей. |
|
149–182
|
В настоящее время на мировом уровне формируются нормы права, способные регулировать оборот цифровых объектов прав, получивших различные названия — цифровые права, токены, цифровые активы, цифровая валюта, криптовалюта. Различие формулировок не позволяет выработать единых подходов к трансграничному обороту новых объектов прав. Целью исследования является предложение модели правового регулирования, позволяющей полноценно включить такие объекты прав в гражданский оборот. Задачи исследования: анализ норм права, регулирующих оборот цифровых прав и цифровой валюты; формулирование моделей правового регулирования оборота цифровых прав и цифровой валюты; исследование мер и способов правового регулирования; анализ мнений исследователей по вопросу правового регулирования отношений в цифровой экономике; предложение мер и способов правового регулирования, исходя из его избранной модели. В исследовании использовались сравнительно-правовой и формально-юридический методы, метод правового моделирования. Также применялись общенаучные методы синтеза, анализа, индукции, сравнения. Подходы, используемые в юрисдикциях, различаются в ракурсе принимаемых правовых норм и создания условий для функционирования цифрового рынка. Страны мира используют запретительную модель правового регулирования оборота цифровых прав и цифровой валюты (запрет выпуска, обращения), частично запретительную (ограничение оборота), разрешительную (допущение оборота при соблюдении определенных условий — лицензирование, регулятивные песочницы и пр.) и дозволительную (допущение оборота при соблюдении минимальных требований). Из опыта правового регулирования зарубежных стран следует обратить внимание российского законодателя на необходимость и возможность лицензирования участников цифрового рынка, успешный опыт функционирования регулятивных песочниц. При становлении отечественной правоприменительной практики, касающейся оборота цифровых прав и цифровой валюты, целесообразно обратить внимание на опыт таких юрисдикций, как США, Великобритания, Австралия. Следует принять во внимание также положительный опыт правового регулирования криптоиндустрии в Японии. |
|
183–205
|
В статье рассматриваются особенности применения Российской Федерацией и странами–участницами Евразийского Экономического Союза (Беларусью, Казахстаном, Кыргызстаном) механизмов налогового стимулирования развития отечественной IT-отрасли. Анализируются налоговые льготы, упрощенная система налогообложения и режим налогообложения на территориях особых и специальных экономических зон, Парка высоких технологий. Цель статьи — изучение опыта применения налоговых стимулов при налогообложении IT-отрасли в Российской Федерации и странах Евразийского экономического Союза, обоснование необходимости внедрения в российское налоговое законодательство норм, стимулирующих развитие отечественного IT-сектора. Отдельное внимание уделяется рассмотрению порядка доступа и аккредитации компаний для возможности работать на территориях ОЭЗ, СЭЗ или ПВТ с применением льготного режима налогообложения. В статье делается вывод, что государства в целом применяют все механизмы налогового стимулирования: налоговые льготы, упрощенную систему налогообложения, ОЭЗ, СЭЗ, ПВТ, однако имеются различия в их использовании, что в конечном итоге влияет на уровень развития отечественной IT-отрасли. Российская Федерация использует избирательный и дифференцированный подход, из-за чего большая часть IT-компаний отсекается от льготного режима налогообложения.Страны ЕАЭС выработали в данном вопросе положительный опыт благодаря упрощению процедуры регистрации, необходимой для вхождения в льготные зоны для отечественных и зарубежных IT-компаний и допуску в ПВТ и СЭЗ IT-специалистов. В статье предлагается использовать опыт стран ЕАЭС при регулировании вопроса о доступе иностранных компаний из дружественных государств в качестве резидентов на территории ОЭЗ России, что будет способствовать внедрению новых информационных технологий и обмену опытом с отечественными IT-компаниями. При исследовании правовых норм, регулирующих налогообложение IT-отрасли в юрисдикциях ЕАЭС, были использованы специальные юридические методы научного познания: метод толкования права, сравнительно-правовой и формально-юридический методы. |
|
206–232
|
В статье исследуются актуальные вопросы, связанные с привлечением руководителя коммерческой организации к гражданско-правовой ответственности за причинение убытков или за доведение компании до банкротства и причинение вреда имущественным правам кредиторов. В качестве основного материала для исследования выступают наиболее значимые решения Конституционного Суда и Верховного Суда России, а также современная арбитражная практика по вопросам установления оснований ответственности руководителя и квалификации отдельных элементов состава правонарушения (нарушения обязанности действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно). Констатируется общность признаков противоправного поведения, лежащего в основе привлечения к обоим видам ответственности. Авторы приходят к выводу о фактической оторванности критериев причинения вреда имущественным правам кредиторов от факта доведения должника до банкротства. Подчеркивается недопустимость смешения таких элементов, как вина, противоправность, причинно-следственная связь, красной нитью проходящее по исследуемым судебным решениям. Авторы обращаются к проблемам квалификации противоправного поведения при коллегиальном принятии директорами решения, критериев установления влияния отдельного директора на факт причинения убытков или доведения до банкротства. Подробно освещается проблема определения содержания вины в корпоративных отношениях, предлагаются варианты критериев невиновности при нарушении директором обязанности действовать разумно и добросовестно. Также значительное внимание уделено развитию содержания понятия добросовестности в корпоративном праве, указывается на повышение стандарта добросовестного поведения в отношении директора и неопределенность его границ. Изучена противоречивая на текущий момент практика привлечения руководителей к ответственности в связи с совершением невыгодной сделки при наличии одобрения ее условий профильным комитетом банка, исследуется вопрос о пределах ответственности руководителя при наличии соответствующего положительного заключения по сделке. При написании исследования использованы общенаучные и специально-юридические методы исследования: анализ, системный подход, формально-юридический метод и т.п. |
|
233–258
|
Механизм передачи прав и обязанностей первоначального застройщика проблемного объекта новому застройщику не урегулирован на законодательном уровне. Перемена застройщика в таких случаях осуществляется по общим правилам Гражданского кодекса о перемене лиц в обязательстве. Данная процедура приобретает дополнительную специфику при перемене застройщика путем привлечения частного инвестора-застройщика органами исполнительной власти субъекта федерации через преференции. Последнее стало возможным относительно недавно (после новелл 2014–2015 годов в отечественном земельном законодательстве) и еще недостаточно исследовано в юридической литературе, а также не повсеместно осознано региональными властями и не в полной мере учтено в законодательстве субъектов Российской Федерации. Цель статьи — изучить нововведения федерального законодателя, направленные на исправление ситуации с пострадавшими участниками долевого строительства в контексте реализации правового механизма смены первоначального застройщика проблемного объекта путем привлечения частного инвестора-застройщика. В качестве иллюстрации анализируется процесс смены застройщика на конкретный проблемный объект, расположенный на территории городского округа Волгограда и соответствующее региональное законодательство, принятое во исполнение законодательных инициатив федерального центра. Критериями анализа фактического воздействия правового регулирования являются совокупность признаков концепции «умного регулирования”, при которых то или иное правовое регулирование можно считать «умным». Рассмотрение правового регулирования в данном сегменте экономики позволило констатировать положительный характер изменений в законодательстве, приведших в сравнительно короткие сроки к существенному сдвигу в решении проблемы пострадавших участников долевого строительства. Изучены также проблемы, с которыми сталкивается застройщик-инвестор в виде непреднамеренных отрицательных последствий вступления в права на проблемный объект, фактически тупиковых с точки зрения их разрешения в суде, но имеющие внесудебное правовое решение. При написании исследования использовались методы формальной логики, системно-структурного анализа, контекстного толкования права. |
|
259–281
|
В статье содержится сравнительно-правовой анализ законодательства России и Франции, регулирующего отношения в связи с искусственным прерыванием беременности (абортом) по желанию женщины. Рассматривается эволюция развития законодательства об абортах в России и Франции, далее освещаются положения законодательства об абортах на современном этапе, определяется правовая природа права на аборт и устанавливается, как это право соотносится с правом на жизнь будущего ребенка. Отдельное внимание уделено мерам государственной поддержки семей с детьми в обоих странах. Политика российского (советского) государства в вопросах аборта не отличается последовательностью. В 1920 г. аборты в России были разрешены, в 1936 г. — запрещены, в 1955 г. вновь разрешены, а с 2011 г. установлены некоторые ограничения. Во Франции законодательство об абортах развивалось по пути либерализации. Срок беременности, в пределах которого можно произвести аборт по желанию женщины, изменился с 10 недель (в 1975 г.) до 12 недель (в 2001 г.), а с 2022 г. он составляет 14 недель (в России — 12 недель). В 2014 г. из законодательства исключено условие, ранее необходимое для производства добровольного аборта — бедственное положение женщины. В 2016 г. устранен период на обдумывание женщиной решения об аборте. Право женщины на аборт конфликтует с правом будущего ребенка на жизнь. Данное противоречие разрешается следующим образом: право женщины на свободу ограничено сроком беременности, а также другими установленными законом правилами; по истечение этого периода закон обеспечивает охрану права будущего ребенка на жизнь. Высокие и стабильные показатели рождаемости во Франции — результат государственной политики, направленной на поддержку семей с детьми. Авторы считают, что политика запрета и ограничения аборта в России не приведет к увеличению показателей рождаемости. Необходимы более действенные меры поддержки со стороны государства. |
|
282–305
|
В зарубежном и российском уголовном праве проблема ограничений родительских прав, в частности, отцов относится к числу остро актуальных и является сложным и дискуссионным вопросом. При этом обеспечение равноправия женщин и мужчин является важной задачей государства. Неравенство проявляется и в защите семейных ценностей, так, на примере норм уголовного закона в статье будет проанализирован вопрос меньшей защищенности отцовства в России и смещение акцента в пользу материнства. Данная проблема значима, так как современные тенденции показывают, что общество постепенно уходит от безусловного доминирования женщины в воспитании детей. В отдельных странах женщины вынуждены отстаивать свои права, которые ущемляются на законодательном уровне, тогда как в большинстве развитых стран во многих сферах общественной жизни законы особенно тщательно защищают интересы представительниц слабого пола. В некоторых случаях идет речь и о гендерной дискриминации мужчин. По определенным признакам к этой группе стран относится и Российская Федерация. В настоящей статье сделана попытка проанализировать российское уголовное законодательство на предмет наличия в нем правовых норм, содержащих в себе признаки ограничения прав отцов. Авторы выясняют причины недостаточной защищенности прав отцов, а также умаления роли отца в воспитании детей в контексте дискриминации. Эта статья способствует глубокому пониманию проблемы и может быть полезной законодателям, специалистам в области семейного права и всех, кто интересуется вопросами семьи и родительства в России. Актуальность поднятой темы обусловлена тем фактом, что отечественное уголовное законодательство содержит нормы, которые идут вразрез с принципами гендерного равенства, закрепленного в Российской Федерации на конституционном уровне. При проведении исследования использовались методы контент-анализа, индукции, классификации. |
|
306–333
|
В статье рассматривается ряд особенностей как организационно-правового, так и процессуального характера формирования доказательств по уголовным делам, находящихся на территории иностранных государств. Целью автора является перечисление и изучение всех законных способов получения уголовных доказательств из-за рубежа. Использованы материалистическая диалектика, юридическая герменевтика (правовая экзегеза), специально-юридический, сравнительно-правовой методы, социологический подход и метод прогнозирования. Показано, что выбор способа собирания доказательств, находящихся за рубежом, напрямую зависит от обстоятельств международного сотрудничества и самой доказательственной информации. Автор приходит к выводу, что на сегодняшний день собирание экстерриториальных уголовных доказательств возможно посредством использования механизма взаимной правовой помощи по уголовным делам или правоохранительного содействия, в том числе путем создания совместных (международных) следственных групп, оказания консульской правовой помощи по уголовным делам, а также в ходе непосредственного производства следственных и иных процессуальных действий на территории иностранных государств. Кроме того, предпринята попытка проанализировать особенности и трудности получения электронной информации по уголовным делам, которая располагается за рубежом. Автором дан краткий обзор положений так называемого «Облачного закона», принятого в Соединенных Штатах Америки. В качестве эмпирической базы исследования использованы материалы уголовных дел, приговоры российских и иностранных судов, а также документы ведомственного характера и международных организаций. |
Право в современном мире
|
334–356
|
Отношения в сфере налогообложения подвержены серьезным изменениям, обусловленным новыми вызовами, поскольку выступают непосредственным следствием экономической активности субъектов хозяйствования. Проблемы, возникающие при налогообложении деятельности цифровых компаний за рубежом, являются характерными и актуальными для России. В настоящее время международная налоговая координация не может отождествляться лишь с традиционными соглашениями об избежании двойного налогообложения. Многие юрисдикции начали формулировать односторонние правила налогообложения цифровой экономики. Несогласованность этих правил, вероятно, увеличит налоговое бремя на ряд транснациональных корпораций, так как каждое государство стремится защитить свои интересы. Необходимость обеспечить в таких условиях соблюдение фискальных интересов государства как в ближайшие годы, так и в долгосрочном периоде, требует трансформации сущностных подходов к нормативно-правовому регулированию системы налогов и сборов, принципов налогообложения, элементов налогообложения, налогового администрирования. Данное исследование направлено на определение фундаментальных теоретических подходов к правовому обеспечению фискальных интересов государства в условиях цифровой трансформации экономики, а также разработку рекомендаций по созданию эффективной модели правового регулирования налогообложения цифровых услуг в России. Необходимо выявить, являются ли правила налогообложения цифровых компаний и услуг существенно отличными от правил налогообложения традиционных предприятий. Кроме того, в статье прослежена трансформация подходов к самой категории цифровой услуги, к разграничению товаров и услуг в эпоху цифровой экономики: если раньше программное обеспечение рассматривалось как товар при реализации на бумажном носителе, то сегодня аналогичная категория признается услугой, поскольку ее оказание не требует физического носителя. В статье выявлены правовые вызовы фискальным интересам российского государства, связанные с изменениями в формах и инструментах международного регулирования налогообложения прибыли цифровых бизнес-моделей и развития односторонних налоговых мер как альтернативы этим проектам. Рассмотрены этапы формирования законодательства о налогообложении цифровых услуг в зарубежных странах. На основании сравнительно-правового анализа законодательства государств, в которых введены цифровые налоги, разработаны возможные сценарии развития налогового регулирования в России. |
|
357–379
|
В цифровую эпоху автономное вождение, являясь инновационной разработкой, стремительно меняет понятия о транспорте и о путешествиях. Важнейшей особенностью автономного вождения является доминирование технологий искусственного интеллекта, а процесс вождения — это системная инженерия, в которой машина непрерывно собирает информацию о движении, анализирует ее и самообучается, чтобы достичь автономного управления. В Китае по мере прогресса отечественных технологий и развития коммерческого применения технологий автономное вождение постепенно входит в повседневную жизнь. Многие китайские автомобильные компании, такие как Great Wall, Changan и Xiaopeng, выпустили на рынок беспилотные модели, другие автомобильные компании также начали выпускать такси с автопилотом. Сочетание таких технологий, как искусственный интеллект, большие данные и Интернет вещей (IoT) с автомобильной промышленностью в значительной степени способствовало росту значения искусственного интеллекта и внедрению интернет-технологий в автомобильную промышленность Китая. Но сама технология автономного вождения все еще находится на стадии разработки и совершенствования, поэтому управление ею также трудно. Все это создает ряд проблем для законодательства в данной области. Применение этих технологий не только меняет традиционный автомобильный рынок и индустрию, но и оказывает беспрецедентное воздействие на действующие в Китае правовые нормы. Правовая система Китая сталкивается с проблемами по таким ключевым вопросам, как определение ответственности за ДТП и защита безопасности данных. В настоящей статье подробно анализируется ряд политических мер поддержки развития индустрии автомобилей с автопилотом в Китае. Раскрываются основные проблемы законодательства в области автономного вождения и предлагаются пути их решения. В условиях стремительного развития индустрии автономного вождения только ускоренное совершенствование нормативной базы для обеспечения безопасности автономного вождения, адаптированной к будущему развитию, может способствовать инновациям и ускорить реализацию плана интеграции автомобилей с автопилотом в человеческое общество цифровой эпохи. |
|
|