http://law-journal.hse.ru ru-ru Copyright 2024 Thu, 07 Mar 2024 15:23:43 +0300 https://law-journal.hse.ru/2024--1/903008632.html При позитивистском подходе к праву понятие источников права непосредственно связывается с формами правовой деятельности государства. В содержании последних ищут ответы на вопросы о должном и дозволенном, закономерно именуя их источниками права. Однако прагматичная привычка познавать право как готовый продукт, произведенный государством, приводит к упрощенному пониманию источников и форм права в качестве синонимов, оставляя за рамками вопрос, какие факторы побуждают и сопровождают процесс создания права, предшествуя санкции государства. Авторы настоящей статьи полагают что поскольку эти факторы приводят к созданию именно права, а не других социальных регуляторов, их исключение из поля зрения юридической науки нельзя признать обоснованным и способствующим всестороннему овладению предметом профессии. Значительная часть социального бытия, имеющая непосредственное отношение к вопросам формирования и содержания права, остается без внимания юристов. Российской юриспруденции известен и другой подход, который прослеживается в трудах авторитетных дореволюционных правоведов — Н.М. Коркунова, И.В. Михайловского, Г.Ф. Шершеневича. В настоящем исследовании их наработки о соотношении источников и форм права синтезированы со знаниями государственно-правовой истории и сравнительного правоведения, сопоставлены с реалиями юридической практики. В результате достигнуты три основных цели: во-первых, предложено альтернативное решение вопроса о соотношении источников и форм права, не предполагающее их отождествление; во-вторых, показано, что упрощенное понимание источников права в качестве абстрактных категорий (например, общая воля) не всегда отражает процессы, происходящие в правовой системе; в-третьих, обобщены и обновлены с учетом современной эмпирики признаки и свойства основных форм права, их теоретические достоинства и недостатки. Один из основных выводов заключается в том, что формальная (исключительно по внешним признакам) квалификация того или иного правового акта в качестве определенной формы права (без содержательного анализа его сущностных признаков и свойств) является неэффективной. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903014498.html В настоящей статье обосновывается связь международной концепции прав человека в своем происхождении и содержании с европейской интеллектуальной традицией и историей. Доказывается, что эта особенность не должна препятствовать универсализации таких прав в качестве всеобщего стандарта для государств и обществ с разным социально-политическим и культурно-религиозным опытом. Вопрос об универсальности прав человека вышел за рамки отдельной теоретической проблемы: международные стандарты прав человека претендуют на прямое действие во внутригосударственной сфере, став одним из принципов международного права. В то же время разнообразие государственной политики в этой области ставит вопрос о возможности и уместности универсальных прав человека. При написании статьи использовались классические методы правовых исследований: сравнительного анализа, формально-логический, исторический, а также метод деконструкции (происхождение прав человека), критической школы (оценка характера правового релятивизма и путей его преодоления), постгуманистическая методология (обоснование идеи достоинства жизни и применения прав человека к не-человеческим сущностям). В статье обосновывается, что происхождение современных прав человека связано не только с принятием базовых правозащитных документов, но и опирается на осмысление трагических событий первой половины ХХ в. Во второй половине ХХ в. международные правозащитные стандарты стали доминантой эволюции международного права в целом, кардинально влияя на природу последнего и распространяясь как неотъемлемая часть международно-правового дискурса. Объясняется, почему универсальность прав человека — это не столько их описательная характеристика, сколько нормативное притязание, и как дальнейшая универсализация прав человека позволяет их применять для международно-правовой защиты не-человеческих сущностей (юридических лиц, фауны, флоры, природы в целом). https://law-journal.hse.ru/2024--1/903015024.html Одним из условий защиты добросовестного приобретателя является характер выбытия имущества из владения собственника или лица, которому вещь была передана во владение собственником. До настоящего времени остаются спорными категории воли и владения в контексте такого условия, что порождает неопределенность в правоприменении. Спорность названного условия обусловлена наличием в юридической науке различных представлений о политико-правовых причинах такого условия, а также многозначностью используемых в рамках данного условия категорий «владение» и «воля». Статья нацелена на исследование такого условия и устранение имеющихся противоречий. При написании статьи использовались диалектический и общефилософские методы познания (анализ, синтез, индукция, дедукция), а также специальные методы: формально-юридический и структурно-функциональный. В результате исследования установлено, что под владением в данном условии следует понимать фактическое господство лица над объектом владения. Теории «книжного» владения, а также непосредственного и опосредованного владения не применимы к институту защиты добросовестного приобретателя. Воля на выбытие вещи из владения формируется до передачи и заключена в основании передачи вещи, поэтому если основание выбытия имущества из владения возникло помимо воли собственника (например, судебное решение), то даже добровольная передача им имущества свидетельствует о выбытии имущества из владения помимо воли. В случае наличия нескольких управомоченных на отчуждение вещи лиц имеет значение воля того лица, которое владеет и отчуждает имущество. Несмотря на то, что в ст. 302 Гражданского Кодекса в числе случаев, когда собственник вправе истребовать имущество, названо хищение, такой термин, тем не менее, не имеет уголовно-правового содержания, поскольку взаимосвязи между гражданским и уголовным правом в данном вопросе не имеется. Институт защиты добросовестного приобретателя содержит регулятивные правовые нормы и применяется безотносительно к уголовно-правовой квалификации и наличия приговора по уголовному делу. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903015445.html В статье проводится анализ научной мысли о соотношении публично-правовых и частноправовых начал в регулировании трудовых отношений. При этом частноправовые начала присутствуют лишь в некоторых институтах трудового права (социальное партнерство, трудовой договор, заработная плата, рабочее время, время отдыха). Однако государство вмешивается и здесь, устанавливая нижние пределы договоренностей. Для всех остальных институтов характерны преимущественно публично-правовые начала. Таким образом, публично-правовые начала так или иначе присутствуют во всех институтах трудового права и значительно превалируют в большей его части. На основе исследования содержания закрепленных в Трудовом кодексе России целей и задач трудового законодательства дополнительно доказывается, что трудовое право относится к сфере публично-правового регулирования. Действующая Конституция России, закрепляя базовые принципы трудового законодательства, изначально определила вектор отнесения трудового права к публично-правовым наукам. В настоящее время ст. 1 Трудового кодекса закрепляет установление государственных гарантий трудовых прав и свобод граждан, создание благоприятных условий труда, защиту прав и интересов работника и работодателя в качестве целей трудового законодательства. При этом государство выступает основным регулятором и гарантом их осуществления, что дает основания отнести трудовое право к публично-правовым наукам. При исследовании современных целей правового регулирования трудовых отношений обращается внимание на то, что формулировка о целях и задачах трудового законодательства не способствует укреплению гарантий трудовых прав работников, создает условия ущемления прав работников, достигнутых в годы советской власти, и ведет к усилению социальной напряженности в обществе, поскольку государство поддерживает в большей степени работодателя (а не работника) в ущерб его правам и законным интересам. Между тем точная формулировка и законодательное закрепление целей и задач трудового законодательства будет способствовать развитию трудовых правоотношений, обеспечению законности в правоприменительной деятельности судебных и исполнительных органов государственной власти. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903015717.html Накопившаяся антимонопольная и судебная практика по делам о картелях, недавние изменения законодательства о конкуренции («пятый антимонопольный пакет», связанный с отменой «картельных иммунитетов» для торгов) и последние решения Конституционного Суда Российской Федерации (определения от 25.04.2023 № 757-О; и № 1027-О; от 19.04.2023 №19-П; от 30.03.2023 №12-П) позволяют подвести промежуточные итоги и спрогнозировать дальнейшее развитие новой практики уголовно-правового противодействия картельным соглашениям участников торгов. Не меньшим научным интересом обладает и обратная сторона медали, представляющая собою судебную практику по делам о преступлениях представителей заказчика на торгах, которая также претерпевает существенные изменения, связанные с появлением новых и дополнением существующих уголовно-правовых запретов в данной сфере. Цель настоящего исследования состоит в выявлении проблем квалификации преступлений на торгах и выработке научно обоснованных предложений по их разрешению. В этом ракурсе рассматриваются дискуссионные вопросы квалификации ограничения конкуренции (ст. 178 УК ), злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285 УК), превышения должностных полномочий (ст. 286 УК), получения взятки (ст. 290 УК), злоупотребления в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных или муниципальных нужд (ст. 200.4 УК), подкупа работника контрактной службы, контрактного управляющего, члена комиссии по осуществлению закупок (ст. 200.5 УК), а также преступлений против собственности, совершаемых в связи с закупочными процедурами (ст. 159 и 160 УК). В рамках исследования с использованием формально-юридического метода проанализировано законодательство о конкуренции и о регулируемых закупках, лежащее в основе рассматриваемых уголовно-правовых запретов. С помощью системно-структурного метода исследовались составы преступлений на торгах. Методы статистического анализа и толкования права применялись для анализа судебной практики и выработки правил квалификации указанных преступлений. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903020985.html Уголовное право имеет высокоразвитый социально-психологический механизм формирования и действия, который подчиняется комплексу общих и специальных закономерностей. Они характеризуют, с одной стороны, отражение в сознании законодателя криминализационных и иных факторов, с другой — отражение в сфере человеческой психики уголовно-правовых средств, прежде всего запретов и наказаний за их нарушения, а равно обратный процесс влияния результатов этого отражения на поведение личностей. От знания, учета и использования этих социально-психологических закономерностей в правотворческой и правоприменительной деятельности зависит глубина проникновения уголовного права в психологическую сферу личности и возможность использования наиболее ценных психических качеств человека в уголовно-правовых целях, следовательно, в конечном счете, пользу функционирования уголовного права. Важность познания и использования социально-психологических закономерностей в уголовном праве объясняется также его исторически обусловленным акцентом на процессах, протекающих в психике человека (от страха перед преступностью как фактора криминализации до страха перед наказанием как сдерживающего мотива и нравственного исправления как цели наказания). Исследование основано на устоявшихся в психологии положениях о закономерностях, управляющих сознанием и деятельностью человека. Методологической основой изучения социально-психологических закономерностей в уголовном праве выступили принципы диалектического метода познания (объективности и всесторонности рассмотрения объекта, историзма, всеобщей связи явлений, системности), а также общенаучные (анализ, синтез, индукция, дедукция, описание, классификация) и частно-научные (системно-структурный, формально-логический, социологический) методы исследования. Проведенное автором исследование позволило дать определение социально-психологических закономерностей в уголовном праве, показать механизм их действия и использования, а также создать инструментарий измерения их реализации. Для этого были выявлены две группы закономерностей, характеризующих социально-психологический механизм формирования и функционирования уголовного права: общие (как специфическое проявление универсальных закономерностей психической деятельности человека в сфере уголовного права) и специальные (как особые взаимосвязи массового правосознания с уголовным правотворчеством и правоприменением). https://law-journal.hse.ru/2024--1/903041570.html Стремительный рывок, произошедший за последние десятилетия в области нейробиологии и молекулярной генетики, актуализировал проблему познания нейронных и генетических основ социально значимого поведения. В результате все больше ученых в области социальных и поведенческих наук начинает проявлять интерес к подобным исследованиям с целью сверки и корректировки результатов своих работ в данном направлении. Юриспруденция и в первую очередь уголовно-правовые науки, не являются в данном случае исключением. В кругу их специалистов уже давно циркулирует мнение о том, что методики исследований, реализуемые в науках естественно-научного цикла, и добываемые посредством их данные имеет смысл последовательно внедрять в практику правоохранительной деятельности. В статье содержатся результаты анализа ключевых тенденций в области использования нейробиологической и генетической информации в рамках уголовного судопроизводства США по делам о тяжких насильственных преступлениях. К ним следует отнести: последовательный рост числа рассматриваемых уголовных дел, включающих данные нейробиологических исследований; отсутствие у нейробиологических доказательств постоянного «смягчающего» эффекта; более благожелательное восприятие судом и присяжными нейроданных, представляемых стороной защиты по делам о преступлениях несовершеннолетних; увеличение доли апелляционных жалоб обвиняемых на игнорирование либо неэффективное использование их защитниками нейробиологической информации (в рамках «стандарта Стрикленда») и при этом непропорционально большой процент их удовлетворения; фактическое требование судом от адвокатов постоянного мониторинга новейших исследований в данной области, при одновременном применении аналогичного стандарта качества профессиональной деятельности и по отношению к самому себе. Отмечая расхождение этих правоприменительных тенденций с положениями традиционных социологических теорий, объясняющих природу происхождения социальных девиаций, автор формулирует ряд полемических тезисов, научное и практическое обсуждение которых, по его мнению, способно определить перспективы использования достижений биологической науки для развития отечественной сферы уголовной юстиции. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903042494.html Цель статьи  — ознакомление юридической общественности с первым опытом кодификации законодательства о культуре и практикой его применения. В предлагаемой статье рассматриваются особенности реформирования законодательства об охране объектов культурного наследия посредством его кодификации. Автор, основываясь на анализе положений Кодекса Республики Беларусь о культуре, введенного в действие в 2017 г., и конституционных изменений 2022–2023 гг., раскрывает преимущества и недостатки кодификации данной сферы законодательства. Доказывается, что кодификация законодательства о культуре позволила упорядочить многочисленные нормативные правовые акты, действовавшие в области культурного (историко-культурного) наследия, музейной, библиотечной и градостроительной деятельности, направленной на сохранение и использование объектов культурного наследия. В статье излагаются новеллы регулирования права собственности на объекты культурного наследия, в том числе, памятники археологии, археологические артефакты, клад, а также принудительного прекращения права собственности посредством судебного изъятия бесхозяйственно содержимых памятников. Приводятся примеры решения проблемы финансирования в сфере культурного наследия за счет использования новых инструментов (меценатов и спонсоров, государственно-частного партнерства). Определенное внимание уделено судебной защите объектов культурного наследия (историко-культурных ценностей), новое решение которой предложено в Кодексе о культуре. В статье сформулированы некоторые предложения по уточнению правового статуса недвижимых памятников и движимых культурных ценностей, приводится классификация материальных и нематериальных историко-культурных ценностей по видам. Излагаются структура Государственного списка историко-культурных ценностей и особенности его ведения с 1 января 2023 г. Статистические данные в динамике конкретизируют исследовательский материал и позволяют улучшить его восприятие. Автор отстаивает идею, что принятие Кодекса о культуре создало предпосылки для формирования принципиально нового подхода к государственной охране, учету и использованию в современной жизни памятников старины и искусства. В этом плане белорусский опыт кодификации законодательства о культуре может быть полезен. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903045027.html The question of initial ownership is a preliminary question in all copyright claims. It is thus of fundamental importance for the success of any copyright claim. The confrontation of the principle of territoriality vis-à-vis the universality principle finds its reflection in the choice of a connecting factor for the question of initial ownership of copyright. Proponents of universality tend to apply the lex originis rule, which takes into consideration legal relations existent in the State of the origin of the work. On the other hand, there are proponents of the strict territoriality principle who apply lex loci protectionis conflict-of-laws rule to the whole copyright statute, including the ownership question, which leads to de facto violation of legitimate expectations of copyright holders. One of the often-mentioned arguments of lex loci protectionis proponents against the use of lex originis is that lex originis is not able to comply with the national treatment principle enshrined in most international copyright instruments. The purpose and aim of the article is to analyze whether the lex originis conflict-of-laws principle indeed contradicts the national treatment principle. For that purpose, the Russian judicial practice is analyzed, for Russia is one of few countries using the lex originis principle, which has also had an opportunity to develop an advanced judicial practice in this regard. Most EU countries prefer the lex loci protectionis connecting factor to determine the initial copyright owner, which, however, presents a  substantial hindrance to the single market. In order to not touch the dogmatically settled lex loci protectionis principle and at the same time enable free movement of services within the single market, the EU has introduced a home country rule in its secondary law, which is a material copyright law derogation made in favor of the functioning of EU single market. Compliance of this phenomenon with the national treatment principle is also analyzed in this article. The author concludes that the conflict-of-laws principle lex originis, as well as the home country rule, are indeed incompatible with the national treatment principle. It is further concluded that it is through the lex originis principle that the essence of national treatment is realized. In order to interpret international copyright treaties secundum ratione legis, the question of copyright ownership should be explicitly excluded from the scope of national treatment, thus from the scope of lex loci protectionis. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903045661.html The first Criminal Procedure Law (CPL) of China issued in 1979 was greatly influenced by the Soviet Criminal Procedure Law in multiple dimensions including the framework, concepts, principles, and specific institutions. Although the Chinese CPL has changed a lot after three amendments in 1996, 2012 and 2018 respectively, the influence of the Soviet Law can still be noticed in many aspects of the current law. The paper explores how the Soviet Law has shaped Chinese Criminal Procedure Law into the way it is. Part I explores the historical development of Chinese CPL, indicating the close relationship between the Chinese Law and the Soviet Law. Part II compares Chinese CPLs with the Soviet (and its successor Russia) CPLs, trying to identify their similarities and differences. In the Part III the author draws tentative conclusions from the comparison and predicts the continuing influence of the Russian law model on Chinese CPLs in the future. The paper primarily relies on comparative study and historical analysis. The legal framework, legal terms, theories, principles, and specific institutions will be examined to illustrate the great influence of the Soviet Law on Chinese Criminal Procedure Law. The study will help to better understand the evolution of Chinese criminal procedure law and to predict more accurately its further development. https://law-journal.hse.ru/2024--1/903106759.html В Турции выделяют два вида городских муниципалитетов: город (административный центр района со статусом города или населенный пункт, в котором проживает 5000 человек и более) и столичный город (провинциальные муниципалитеты с общей численностью населения более 750 000 человек). Предметом настоящей статьи является анализ категориального содержания муниципалитета первого уровня в административной доктрине и праве Турции. Обращение к теме оправдано несколькими факторами. Среди русскоязычных научных статей и монографий почти нет посвященных турецкому доктринальному пониманию категории «муниципалитет». Слабая изученность предмета в российской литературе не позволяет проводить сравнительный анализ категориального аппарата законодательств двух стран  — России и Турции, а значит не позволяет сравнивать опыт становления и развития местного управления в Турции, характеризуя организационные модели, правовые, территориальные и экономические основы местного самоуправления (управления), с другими странами. В турецкой доктрине накоплен значительный опыт изучения деятельности муниципалитетов. Целью настоящей статьи выступает определение базовых признаков муниципалитета первого уровня, установленных законодателем Турции, таких как городская местность и территория города, статус публичного юридического лица, административная и финансовая автономия муниципалитета, и административная опека как элемент децентрализации управления в системе исполнительной власти страны. На основе методологии формально-логического анализа и сравнительного правоведения в статье раскрыты особенности сущностных характеристик муниципалитета. Сделан вывод, что правовые основания существования муниципалитетов связаны с правовой структурой административного устройства государства. На понимание муниципалитета существенное влияние оказала унитарная форма государственного устройства и децентрализованный административный способ управления в Турецкой Республике. Доказывается, что муниципалитет, наделяющийся статусом публичного юридического лица, существенно отличается от частного юридического лица. Одним из проблемных и вместе с тем важных признаков в понимании муниципалитета является административная опека. Анализ законодательства Турции позволяет говорить о наметившейся тенденции укрепления местной автономии путем сокращения практики опеки.