|
2023. №2
|
Правовая мысль: история и современность
|
4–24
|
Предметом исследования статьи является вопрос об онтологическом статусе человеческого эмбриона in vitro, от решения которого зависит определение его морального и правового статуса, имеющее исключительно важное значение для этико-правового регулирования манипуляций с эмбрионами в процессе исследований и в клиническом применении вспомогательных репродуктивных технологий. Различные подходы к решению проблемы статуса эмбриона, исторически сложившиеся в разных странах и регионах мира, автор рассматривает в плоскости религиозной антропологии. Обосновывается тезис о том, что сформировавшаяся в рамках христианской культуры идея богоподобия человека, давшая мощный импульс научно-технологическому прогрессу, изначально содержала в себе глубинные мировоззренческие предпосылки, способные заблокировать возможность наиболее опасных вторжений в природу человека. Одна из таких предпосылок заключается в положении о том, что человеческий эмбрион с момента своего зачатия является одухотворенной личностью. Эта содержащаяся в глубинах христианского мировоззрения интенция к признанию человеческого зародыша личностью актуализировалась в последние десятилетия ХХ в. под влиянием легализации абортов и возможности развития эмбриона в лабораторных условиях, его криоконсервации, манипулирования с его генами вплоть до перспективы генетического совершенствования будущего ребенка. В результате сложилась ситуация, когда страны, культурная матрица которых не содержит подобных морально-религиозных ограничителей, в условиях прогресса научно-технологической сферы получают преимущества в глобальной конкуренции, которая в определенном смысле имеет цивилизационный характер. Это обстоятельство стало одним из факторов, способствующих наметившимся изменениям в международном этикоправовом регулировании, определяющем границы генетических исследований эмбрионального развития человека. Главный вектор изменений задан ослаблением прежних ограничений, истоки которых восходят к догматам христианского миропонимания. Последние новации в этой сфере демонстрируют стремление медико-биологического сообщества разделить ответственность за выработку регуляторной политики в области исследований человеческого эмбриона с деятелями других отраслей науки и с широкой общественностью. |
|
25–47
|
Коммуникативная теория права, сформулированная в России в начале ХХI века в трудах А.В. Полякова, опирается на широкий спектр предшествовавших ей концепций философии права. В статье систематизируются основные идейные источники коммуникативной теории права на основе выделения трех групп — русской дореволюционной философии права, социальной феноменологии, дополненной теорией коммуникации, и базовыми положениями методологического поиска интегрального правопонимания. Поскольку разработка коммуникативной теории права осуществлялась в русле теоретических поисков Санкт-Петербургской школы права, особое значение для нее имело воссоздание доктринальных связей с русской философией права начала ХХ века, среди которых в качестве базового идейного источника применялись идеи Л.И. Петражицкого об императивно-атрибутивных эмоциях как внутренней по отношению к человеку основе права, приближающиеся к пониманию их интерсубъективного характера; учение П.И. Новгородцева о «вдохновляющей морали», инициирующей рационально-нравственное самораскрытие сущности человеческой личности; идея И.А. Ильина о признании как основе правового общения индивидуумов. Феноменологический комплекс источников послужил как обоснованию эйдетического смысла права, так и развитию его интерсубъективной перспективы, поэтому включает в себя идеи Гуссерля о чистом сознании, интенциональности, интерсубъективности, жизненном мире, идеи А. Шюца о повседневном интерсубъективном жизненном мире, программу социального конструктивизма П. Бергера и Т. Лукмана, раскрывающую диалектику субъективного (индивидуального) и объективного (коллективного) в формировании социального знания, лежащего в основе социального воспроизводства. Социально-феноменологические понятия об интерсубъективном взаимодействии калибруются в коммуникативной теории права таким идейным источником, как теория коммуникации, обобщающим схемы коммуникативного акта. Последняя группа источников связана с отечественными поисками в области интегрального правоведения на рубеже тысячелетий, выдвинувшими базовые критерии методологического синтеза, направленного на объединение достижений основных типов правопонимания, сложившихся к концу ХХ века. Рассмотренные идейные источники детерминируют качественное методологическое своеобразие, отличающее российскую коммуникативную теорию права от западной. |
Российское право: состояние, перспективы, комментарии
|
48–69
|
В статье рассматриваются формы депутатской деятельности и полномочия депутатов как непосредственно связанные с конституционной целью реализации депутатского мандата. Законодательное регулирование форм депутатской деятельности неоднократно менялось, в связи с этим появлялись дифференцированные подходы к осмыслению системы форм депутатской деятельности. Целью исследования является классификация форм деятельности депутатов. Формы депутатской деятельности делят на лояльные и оппозиционные, базовые (основополагающие) и контрольные. К базовым формам деятельности относятся: взаимодействие с избирателями и участие в заседаниях представительного органа. К контрольным формам деятельности депутатов относят интерпелляцию, вотум недоверия, резолюцию порицания, парламентское расследование. Автором определяется вид конституционно-правовых норм, устанавливающих полномочия и формы деятельности депутатов. Нормы о полномочиях депутатов, как правило, материально-правовые, в то время как нормы, определяющие формы депутатской деятельности, предопределяют их свободную политическую деятельность. Результатом анализа полномочий и форм депутатской деятельности на федеральном уровне является вывод об обеспечении народного доверия посредством посещения и участия в работе коллегиальных органов государственной власти. Автор обращает внимание на необходимость устранения неточностей при законодательном регулировании понятий «участие в заседаниях» и «участие в работе». Сформулирован вывод о необходимости разграничить понятия «формы депутатской деятельности» и «полномочия депутатов», подчеркивая различия между ними, в том числе путем сопоставления индивидуальных полномочий парламентариев, не связанных с выражением публичной власти. К таковым относятся участие в выполнении поручений палат, организация парламентских слушаний, внесение парламентского или депутатского запроса, обращение с вопросами к членам Правительства. Автор отмечает ослабление роли депутатского запроса как контрольного механизма, преобразование его в обращение к другим бюрократическим инстанциям. В свою очередь депутатское обращение с вопросом к члену Правительства приобретает контрольные функции. Таким образом, демократизм конституционализма, в числе прочего, предопределяется разнообразием индивидуальных и коллективных форм депутатской работы, которые должны быть весьма обширными. |
|
70–91
|
Растущая нагрузка на суды как в России, так и в зарубежных странах актуализирует вопросы выделения судам финансовых ресурсов необходимых для рассмотрения увеличивающегося объема дел. Возрастает потребность в адекватном загруженности бюджете судов, рассматриваемом не только в качестве финансового инструмента, но и как гарантия независимости судов и судей. Предметом работы явилась проблема финансирования судов, обеспечивающего ресурсы осуществления правосудия в полном объеме, определение соответствующей современному периоду модели бюджетирования судов. Автор приходит к выводу, что закрепленный законом порядок финансирования судов, не связанный с нагрузкой и результатами их деятельности, не может считаться инструментом дальнейшего развития российской судебной системы. Обосновывается переход на иную технологию формирования бюджета судов, ориентируясь на действенность и результаты их работы. Цель статьи: разработка теоретических положений финансирования судов, включая критерии достаточности и особенности планирования бюджета судебной системы, с использованием опыта финансирования судов в зарубежных странах, а также формулирование на этой основе предложений по совершенствованию российского законодательства. В статье проведен анализ разновидностей моделей бюджетирования, ориентированного на результат, действующих в Нидерландах, Финляндии и Франции, которые различаются по степени обязательности для формирования бюджета информации об итогах работы судов. Выявлено, что основу планирования бюджета судов составляет информация об их нагрузке, рассчитанная по методике подсчета средневзвешенной сложности дел. Аргументируется ограниченность применения традиционных понятий о производительности и эффективности как экономических категорий к правосудной деятельности, качество которой не может быть описано количественными показателями рассмотренных дел. Ценности правосудия задают объективные границы производительности, а закрепленные законом нормы нагрузки судей и работников аппарата судов позволят скорректировать чрезмерную загруженность судов и определить необходимые ресурсы надлежащего правосудия, включая штатные единицы и финансовые ассигнования. |
|
92–113
|
Статья посвящена проблеме соотношении начал единства и самостоятельности при построении бюджетной системы. Есть мнение, что единство является доминирующим и что это соответствует конституционному принципу единства государства. Другая позиция заключается в том, что первична самостоятельность бюджетов. Автор подробно разбирает аргументы в пользу и против названных позиций и формулирует точку зрения о том, что данные принципы не противоположны, а дополняют друг друга. Ввиду широты и многоаспектности проблемы приводятся различные аргументы, в числе которых положения теории систем, связанные с выделением моноцентричных и распределенных систем и понятием масштабируемости системы. Рассматривается также исторический опыт регулирования бюджетной системы в советский период российской истории. В данное время возникли модель «социалистического федерализма» и принцип «демократического централизма». В статье также затрагивается вопрос о связи оптимального регулирования бюджетной самостоятельности регионов и проблемы предотвращения сецессии в федеративном государстве, что всегда актуально для России. В качестве общего вывода формулируется идея, что принципы единства и самостоятельности бюджетной системы связаны в единое целое и являют собой отражение вечной в сложносоставном государстве проблемы поиска баланса при распределении финансовых полномочий между центром, региональным и местным уровнями власти. В связи с этим следует отказаться от упрощенного понимания данного вопроса. Более подходящим для описания сочетания единства и самостоятельности при построении бюджетной системы России автор полагает выражение «распределенное единство», когда базовым свойством является единство бюджетной системы, но необходима автономия ее элементов в целях достижения максимальной эффективности финансовой деятельности государства. Возможно, тогда потребуется «достройка» бюджетной системы. По сути, следует исправить сложившееся де-факто положение, при котором федеральный бюджет, выступающий центром и основой бюджетной системы, остается ее рядовым элементом. |
|
114–138
|
Предметом исследования в статье выступает категория экономической солидарности и ее конституционно-правовое содержание. Констатируется множественность понимания экономической солидарности в современной науке и законодательстве, среди которых — понимание экономической солидарности как: конституционного принципа; конституционной ценности; фактора эволюции прав и свобод человека и гражданина в экономической сфере; проявления принципов конституционализма; конституционно-правового основания развития экономического разнообразия, конкуренции, дифференциации экономических статусов; формы связи, формы взаимодействия между участниками общественных отношений; вектора экономического и социального взаимодействия; плоскости пересечения экономических интересов личности, публичной власти, бизнеса, институтов гражданского общества и иных участников экономических отношений; критерия уровня развития, зрелости экономического взаимодействия, критерия устойчивого экономического развития; свойства, качественной характеристики экономического взаимодействия на определенном этапе социально-экономического развития; критерия эффективности публичного управления в экономической сфере; показателя зависимости или связанности участников экономического и социального взаимодействия; системного, комплексного института конституционно-правовой, экономической, аксиологической и организационно-управленческой природы. Понимание экономической солидарности как конституционного принципа и конституционной ценности для России выступает относительно новым и требует доктринального осмысления. В статье выделены теоретические подходы к позиционированию экономической солидарности (в конституционно-правовом и ином измерении); сделан вывод о ведущей роли государства в сохранении и обеспечении экономической солидарности в обществе; обозначены перспективы использования междисциплинарных подходов к исследованию экономической солидарности. |
|
139–164
|
В современных реалиях кардинально изменяются роль трудового права и заложенный в нем функционал. При этом формируются отношения, которые выстраиваются по определенным правилам, однако их правовое регулирование может отсутствовать (нетипичная занятость, в том числе привлеченный труд, гиг-занятость, самозанятость, спот-занятость и др.). Одновременно изменяется роль интеграционных объединений в сфере труда, транснациональных корпораций. Цифровизация в трудовом праве выходит на качественно новый уровень. В статье предлагаются актуальные направления исследования указанных отношений в рамках новых вызовов трудовому праву. В декабре 2022 года в Государственной Думе состоялось заседание рабочей группы по проекту нового федерального закона «О занятости населения в Российской Федерации». Проект был отправлен на переработку. Пока законопроект не стал законом, возможны его дополнительные изменения и уточнения, что делает предложенную тематику еще более актуальной. Важным вектором сегодняшнего дня является необходимость концепции нового типа занятости и дальнейшего совершенствования законодательства о занятости населения. Кроме того, роботизация в сфере трудовых отношений не только находит отражение в положительном использовании промышленных роботов, способных с успехом выполнять однотипные повторяющиеся задачи, но и таит в себе различные риски. Занятости населения также угрожает и возрастающее использование искусственного интеллекта. Цифровизация в сфере трудовых отношений логичным образом влечет нетипичные формы использования уже классических институтов; например, открываются новые возможности в применении института социального партнерства, а именно, в деятельности отраслевых профсоюзов в аспекте регулирования коллективных трудовых правоотношений. В исследовании проанализированы законодательные изменения, касающиеся электронного взаимодействия работника и работодателя в рамках дистанционной работы. |
|
165–189
|
На основе анализа решений Конституционного Суда России, принятых в 2002– 2021 годах, автор исследует влияние правовых позиций, выработанных им, на Трудовой кодекс. В работе приведена классификация решений Конституционного Суда, принятых по итогам проверки норм данного Кодекса на соответствие Конституции. Приводятся данные, показывающие, что в последнее десятилетие роль Конституционного Суда в совершенствовании Кодекса существенно возросла. Выделено шесть итоговых постановлений Суда, которыми были признаны не соответствующими Конституции отдельные положения Кодекса, 15 постановлений, которые носят толковательный (разъяснительный) характер, четыре определения с позитивным содержанием и еще четыре с квазипозитивным содержанием. Проанализировано значение, которое имеют для трудовых отношений содержащиеся в данных решениях правовые позиции. Автор выявил нормы Кодекса, которые чаще других оспариваются в Конституционном Суде. Это нормы о сроках на обращение в суд и об увольнении по сокращению численности или штата. Показано, как подобная динамика отразилась на правовом регулировании данных видов отношений, в частности, на развитии судебных позиций Верховного Суда России с точки зрения признания уважительности пропуска срока на обращение в суд по причине подачи жалобы на действия работодателя в прокуратуру или трудовую инспекцию. Через призму правовых позиций Конституционного Суда изучены нормы об увольнении по сокращению численности или штата. Проанализирован субъектный состав заявителей, установлено, что превалирующее количество правовых позиций Конституционного Суда сформировано на основании обращений работников и лишь незначительная часть — по обращениям работодателей, судов, профсоюзов и депутатов представительных органов субъектов федерации. Изложенные выводы могут быть положены в основу как законодательной работы в части совершенствования трудового законодательства, так и теоретических исследований влияния Конституционного Суда на правовое регулирование трудовых и иных непосредственно связанных с ними отношений. |
|
190–212
|
Предметом исследования является комплексный институт приостановления деятельности в российском праве, а также регулируемые им общественные отношения и практика его применения. Рассматривается вопрос о соотношении положений п. 2 ст. 1065 Гражданского кодекса Российской Федерации, предусматривающих приостановление производственной деятельности, создающей опасность причинения нового (повторного) вреда, и ст. 3.12 Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации, регламентирующих приостановление деятельности в качестве вида административного наказания. Целью исследования является изучение оснований применения санкции приостановления деятельности, предусмотренных гражданским законодательством и законодательством об административных правонарушениях, их соотношения и взаимодействия. В работе применены общенаучные методы обобщения, анализа, синтеза и сравнения, специальный юридический (формально-догматический) метод. Дан анализ научных трудов ряда российских ученых, посвященных вопросам соотношения мер ответственности и мер защиты в целом и положений ст. 1065 ГК и ст. 3.12 КоАП, в частности. Ввиду условности ряда доктринальных критериев соотношения исследуемых социально-правовых явлений предпринята попытка сконструировать в российском праве комплексный институт приостановления деятельности с выделением различных по сущности, назначению и превалирующей функции правовых оснований его применения. Дана краткая характеристика названного института, оснований и условий его применения, процедур реализации. Особое внимание автором уделено проблеме частичного совпадения указанных в кодексах оснований применения санкции приостановления. Указанная проблема имеет место, если опасность причинения повторного (нового) вреда вызвана производственной деятельностью, а в поведении лица, ее осуществляющего, содержатся признаки состава административного правонарушения, за которое предусмотрено наказание в виде приостановления деятельности. В статье доказывается возможность альтернативного или комбинированного применения указанных законодательных положений. Обосновывается необходимость разрешения освещенной проблемы на законодательном уровне. |
Дискуссионный клуб
|
213–240
|
Сложившиеся реалии свидетельствуют, что манипулирование как востребованное и весьма распространенное средство воздействия на общественные отношения активно используется и в процессе правового регулирования. Это не может и не должно игнорироваться специалистами как общей теории права, так и отраслевых юридических наук. В статье обосновывается, что манипулирование юридическими целями является самостоятельным видом правомерного поведения, изучение которого позволит не только существенно обогатить инструментальную теорию права, но и значительно повысить действенность механизма правового регулирования, разнообразить традиционные подходы к анализу юридических целей и средств и их потенциала, равно как и распознавать недобросовестное использование юридических средств в достижении манипулятивных юридических целей. Особое внимание уделяется исследованию манипулирования юридическими целями как явления, имманентно присущего регулированию общественных отношений, его природы, содержания, признаков и последствий. Автором обосновывается позиция, что манипулирование юридическими целями — это форма правомерного поведения, несмотря на то, что достижение целей манипулятора осуществляется в ущерб интересам объекта манипулирования. Основополагающим методом исследования выступила материалистическая диалектика, которая позволила обосновать гетерогенную природу манипулирования юридическими целями и ее роль в обеспечении баланса интересов личности, общества и государства. Формально-юридический метод в сочетании с законами логики и структурно-функциональным подходом использовались при формулировке авторских дефиниций. Также активно применялись положения герменевтики и различные технологии интерпретации текстов нормативно-правовых актов, методы анализа и синтеза, дедукции и индукции. Сформулирован вывод, что хотя манипулирование юридическими целями трансформирует потребности и интересы участников правоотношений в угоду позиции субъекта управления и вводит объект манипулирования в заблуждение, оно выступает социально-обусловленным способом воздействия на участников правоотношений, соответствует законодательству и позволяет реализовать непопулярные решения. Подчеркивается, что манипулирование юридическими целями нуждается в дальнейшем исследовании. |
Право в современном мире
|
241–274
|
Судебной практикой и доктриной Германии была выработана концепция сущностной компетенции (wesenseigene Zuständigkeit) для случаев, когда подлежащее применению иностранное право предписывает суду совершить действия, не совместимые с сущностью суда в немецком праве. Статья посвящена данной концепции. Первая поставленная в статье цель — установить, имеет ли данная теория право на существование. Для этого анализируется спектр случаев, применительно к которым в немецкой судебной практике поднимался вопрос о сущностной компетенции. Случаи необходимости принятия судом оценочного суждения, предъявления иска, предмет которого не известен праву суда, совершения развода по исламскому праву, имеющему религиозное происхождение (как справедливо отмечала доктрина и в конечном счете признала судебная практика), могут быть предметом рассмотрения немецкого суда и поэтому охватываются его сущностной компетенцией. Лишь один, крайне редкий, случай: расторжение брака по религиозному еврейскому праву, которое до настоящего времени является позитивным правом в Израиле, вполне может претендовать на статус подлинного примера отсутствия сущностной компетенции у светского суда. Действительно, применимое материальное (религиозное еврейское) право требует участия суда в религиозном ритуале, чего светский суд никак обеспечить не может. Для этого редкого случая поставлена вторая цель — дать юридическую квалификацию сущностной компетенции с точки зрения видов судебной компетенции. Отклонив варианты разграничения компетенции между ветвями судебной власти внутри одного государства и специальной предметной подсудности, автор соглашается с ной подсудности — разграничении компетенции между системами отечественных и иностранных судов, с тем лишь замечанием, что под иностранными судами понимается не любой взятый абстрактно иностранный суд, а религиозный суд того государства, чей lex causae подлежит применению в настоящем деле согласно коллизионной норме страны суда. |
|
|