|
2022. №4
|
Правовая мысль: история и современность
|
4–23
|
Исламские нормы, принципы и институты оказывают заметное влияние на конституции всех арабских стран, за исключением Ливана. Ислам отражается на конституционном закреплении характера государства, основ власти и общества. Конституции ряда государств прямо провозглашают государство исламским и подчеркивают исламскую принадлежность государства, народа или нации. Конституции почти всех арабских стран закрепляют статус ислама как государственной религии и статус шариата как источника законодательства. Исламские начала пронизывают конституционное регулирование прав и свобод человека — например, свобода вероисповедания в ряде стран ограничена исламскими нормами. Данные предписания включаются в понятие публичного порядка, нормативно закрепленного в некоторых арабских странах. Ислам и шариат прямо воздействуют на конституционные нормы относительно правового статуса женщин, семьи, образования, свободы слова и мнения, деятельности СМИ и научного творчества, а также свободы ассоциаций. Среди обязанностей человека конституции ряда стран называют защиту религии. Отдельные конституции предусматривают, что все права человека должны толковаться в рамках шариата. Регулирование организации и деятельности государственных органов также подвержено влиянию исламских начал. Принципы совещательности, справедливости и равенства считаются основами исламской власти. Исламские нормы отражаются в статусе главы государства, который в указанных странах должен быть мусульманином. В ряде стран высший законодательный орган в соответствии с исламской традицией носит название консультативного совета. Иногда строгое следование исламским ритуалам включается в число требований, которым должен отвечать кандидат в депутаты парламента. Конституции отдельных стран предусматривают создание специальных государственных или иных структур, прямо связанных с исламом и шариатом; таковы, например, Аль-Азхар в Египте, Высший исламский совет в Алжире, Высший совет фетв и жалоб в Мавритании. Конституционный статус ислама и шариата в Саудовской Аравии обладает существенной спецификой — Коран и Сунна Пророка объявлены конституцией страны. Эти два источника рассматриваются стоящими выше всего законодательства Королевства. |
Российское право: состояние, перспективы, комментарии
|
24–50
|
Искусственный интеллект применяется в настоящее время во всех областях человеческой деятельности, включая создание фильмов, музыкальных произведений, современных технологий и т.д. Однако широкое использование искусственного интеллекта при создании результатов интеллектуальной деятельности ставит перед законодателем и судами трудные вопросы об определении правового режима, применимого к таким результатам интеллектуальной деятельности и об установлении места искусственного интеллекта в правовой системе в целом. Дискуссионным остается даже понятие искусственного интеллекта; жаркие споры вызывает и выбор подхода к определению лица, которому будут принадлежать созданные искусственным интеллектом результаты. Традиционное регулирование связывает охрану интеллектуальной собственности с деятельностью человека, а в рамках континентальной системы права требуется также творчество. В результате компании, использующие искусственный интеллект, указывают фиктивных авторов, чтобы получить охрану результатов интеллектуальной деятельности. В доктрине предложен ряд вариантов закрепления прав на такие объекты, среди которых можно назвать разработчика искусственного интеллекта; лицо, организовавшее функционирование искусственного интеллекта; инвестора; пользователя искусственного интеллекта; сам искусственный интеллект и др. В настоящей статье анализируются возможные модели регулирования таких результатов интеллектуальной деятельности, указываются перспективы изменения законодательства и общественные последствия этого. Делается вывод, что среди множества моделей закрепления права на результаты интеллектуальной деятельности, созданные искусственным интеллектом, лишь несколько заслуживают внимания, из которых наиболее перспективным является вариант введения специального ограниченного смежного права лица, организовавшего процесс использования искусственного интеллекта. Данная модель имеет сходство с уже существующими в гражданском праве конструкциями — правами изготовителя фонограмм, организации эфирного или кабельного вещания, изготовителя базы данных. Имеется и опыт применения этих конструкций в некоторых странах. Таким образом, появление искусственного интеллекта в сфере интеллектуальной собственности требует не значительной перестройки всего правового регулирования, а лишь развития сложившихся подходов. |
|
51–70
|
В статье исследуются концептуальные проблемы законодательного подхода к описанию признаков исполнителя злоупотреблений и подкупа в сфере закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд. Актуальность исследования связана с проблемами в определении уголовно-правового статуса отдельных служащих государственного (муниципального) заказчика ввиду выбранного законодателем подхода к конструированию новых составов преступлений коррупционной направленности (ст. 200. 4, 200. 5 УК РФ) в части описания признаков специального субъекта. Цель исследования — определить особенности законодательной конструкции новелл уголовного законодательства Российской Федерации об уголовной ответственности за преступления коррупционной направленности в сфере закупок на государственные и муниципальные нужды, а также провести анализ уголовно-правового статуса отдельных служащих государственного (муниципального) заказчика. При подготовке статьи изучены результаты исследований широкого круга российских и зарубежных ученых; в статье, кроме научно-правовой, использованы источники статистической информации. Для достижения поставленной в исследовании цели использованы методы: анализа, синтеза, индукции, дедукции, формально-юридический, сравнительно-правовой. В исследовании охарактеризованы концептуальные особенности законодательного подхода при описании признаков специального субъекта составов злоупотреблений и подкупа в сфере закупок. Определены недостатки подхода законодателя к описанию признаков специального субъекта злоупотреблений и подкупа в сфере закупок: необоснованно широкий круг специальных исполнителей злоупотреблений и получения незаконного вознаграждения в сфере закупок; избыточная бланкетизация норм в части описания признаков специального субъекта; неоправданная казуистичность при описании признаков специального субъекта. Определен уголовно-правой статус контрактных управляющих, членов комиссии по осуществлению закупок и лиц, осуществляющих приемку поставленных товаров, выполненных работ или оказанных услуг. Сделан вывод, что несогласованность в науке уголовного права и возможные проблемы правоприменения в связи с определением уголовно-правового статуса адресатов новых уголовно-правовых запретов обусловлены прежде всего избранным законодателем подходом к отражению признаков специального субъекта преступлений, предусмотренных ст. 200. 4 и 200. 5 УК РФ. |
|
71–90
|
Статья посвящена рассмотрению вопросов хранения документов должника арбитражным управляющим. Цель работы: проанализировать общий порядок хранения документации должника арбитражным управляющим, критерии оценки его действий с точки зрения добросовестности или недобросовестности. Использованы методы сбора эмпирической информации, методы обобщения, формально-догматический (формально-юридический) метод с применением системного подхода. В результате сформулированы концепции: представительного хранения, доверительного хранения, трудового хранения, вещная концепция хранения, функциональная концепция хранения и концепция делегированного публичного хранения. На основе обобщения положений различных теорий арбитражного управления сформулированы теоретические положения о хранении документов должника арбитражным управляющим: защита арбитражным управляющим интересов должника, кредиторов и общества; передача документов на хранение на фиксированный срок, а также организация хранения в интересах заинтересованных лиц; нахождение хранящихся документов во владении арбитражного управляющего; осуществление арбитражным управляющим различных функций при хранении им документов должника в процедурах банкротства; наделение государством арбитражного управляющего публичными функциями организации хранения документов должника. Под хранением документов должника арбитражным управляющим авторы понимают выполнение арбитражным управляющим делегированных ему государством публичных функций организации хранения находящихся в его владении документов должника в процедурах банкротства в течение установленных законом сроков в интересах должника, кредиторов и общества. Проанализированы практические проблемы получения (истребования) арбитражным управляющим документов должника, упорядочения архивных документов должника, личного хранения их управляющим, передачи на хранение, уничтожения документов, сроков хранения, а также расходов на хранение и предложены пути решения указанных проблем на основе анализа правоприменительной практики. Авторы приходят к выводам, что недостаточное регулирование правоотношений по хранению документации должника приводит к нарушению прав и интересов различных участников отношений банкротства: кредиторов, должников, общества, арбитражных управляющих, что вызывает потребность совершенствования действующего законодательства в целях сбалансирования различных интересов. |
|
91–111
|
Специфика режима имущественных правоотношений супругов, фактически прекративших брачные отношения, признается и воплощается в правовых нормах многих европейских правопорядков. В российском же семейном законодательстве отсутствует понятие «фактическое прекращение брачных отношений»; остается за рамками правотворческого внимания и правовое значение соответствующего факта для имущественных отношений супругов. Однако в тематической судебной практике за этим обстоятельством признается ряд существенных правовых последствий, до настоящего времени не получивших обобщения и осмысления в юридической доктрине. Основная цель настоящего исследования — на основе анализа судебной практики установить подлинное значение фактического распада семьи для имущественных отношений супругов, выявить его правовые последствия через систематизацию наиболее часто заявляемых требований и формулируемых правоприменительных позиций и оценить эти последствия на предмет их нуждаемости в законодательной систематизации. Установлено, что в судебной практике сформировано понятие о «фактическом прекращении брачных отношений» как полноценном факте-состоянии, влекущем за собой ряд правовых последствий, объединенных общим принципом: поскольку фактическое прекращение брачных отношений предполагает утрату лично-доверительных отношений и экономической общности супругов, постольку, по мнению судов, применительно к имущественным отношениям таких лиц данный факт имеет значение, эквивалентное значению факта прекращения брака. Правовые последствия фактического прекращения брачных отношений систематизированы и распределены на две группы (выражающиеся в смещении границ действия законного режима супружеского имущества во времени; заключающиеся в переходе от презумпции совместного использования доходов, полученных от реализации или использования общей собственности, к презумпции их распределения). Обоснована целесообразность правотворческого осмысления результатов дискреционного творчества судов на предмет их соответствия социальным ожиданиям и морально-этическим требованиям общества, а также позиции и логике законодателя как в части признания за фактическим прекращением брачных отношений юридического значения в принципе, так и в части привязки к этому факту правовых последствий. |
Российское право: состояние, перспективы, комментарии
|
112–135
|
Статья посвящена рассмотрению некоторых тенденций международной миграции и их влиянию на формирование нормативной правовой базы регулирования миграционных процессов в Российской Федерации, а также анализу факторов, объективно влияющих на мировые тренды в миграции. Пристальное внимание уделено рассмотрению различных аспектов феномена незаконной миграции как мировой проблемы, имеющей выраженную тенденцию к росту, в том числе ее влияние на состояние национальной безопасности государств. Исследуются проблемы правового регулирования вынужденной миграции в современных условиях нарастающей политической нестабильности, а также замещающей миграции как одного из путей решения демографического кризиса, наблюдающегося в ряде передовых государств. Рассматривается такое значимое явление современности, как глобализация мировых миграционных потоков, при этом обращается внимание на необходимость правового регулирования интеграции мигрантов в принимающий социум. Также в статье анализируются изменения, происходящие в структуре миграционных потоков, исследуется их трансформация в соответствии с социальноэкономическими и политическими потребностями государств. На смену ориентации на неквалифицированную иностранную рабочую силу приходит политика привлечения высококвалифицированных зарубежных специалистов, при этом Российская Федерация активно включается в борьбу за кадры высшей квалификации на международном рынке труда. Авторы поднимают острую проблему возросшего влияния миграционных процессов на глобальную санитарно-эпидемиологическую обстановку в условиях распространения коронавирусной инфекции COVID-19 и необходимости формирования отечественной модели правового регулирования миграции с позиций защиты национальной безопасности России от такого рода угроз. Констатируется двойственность международной миграционной политики, а также двойственный характер миграционной политики Российской Федерации, основанной на принципе селективной миграции. Формулируется вывод о значимости исследования мировых детерминант миграционных процессов для прогнозирования развития миграционной ситуации в России и формирования отечественного законодательства в сфере регулирования миграционных отношений, адекватно отзывающегося на вызовы и угрозы современного мира. |
Дискуссионный клуб
|
136–154
|
Обращая внимание на традиционное деление в отечественной юридической науке системы права на такие разделы, как частное и публичное право, материальное и процессуальное, последний был сделан предметом настоящего исследования. Предлагаемые понятия анализируются как на общетеоретическом, так и на отраслевых уровнях. Различая две группы норм процессуального права, автор утверждает, что первую группу составляют процессуальные нормы, которые по объему регулирования охватывают потребности как минимум нескольких материальных отраслей права. Вследствие этого данной группе норм свойственна высокая степень внутренней организации, соответствующая уровню отрасли российского права, в частности, ясное подразделение этих норм на соответствующие институты. Речь идет о гражданско-процессуальных, уголовно-процессуальных и административно-процессуальных нормах, что дает основания рассматривать названные группы в качестве самостоятельных отраслей российского права. Ко второй группе процессуальных норм относятся нормы, действующие в сфере материального, государственного, финансового, трудового и ряда других отраслей, которые «обслуживают» потребности только «своей» материальной отрасли. Целью настоящего исследования явилось формирование авторского понятия процессуального права. В качестве гипотезы выступает констатация факта, согласно которому в большинстве своем процессуальное право необоснованно понимается как совокупность процессуальных норм, регулирующих процедуру применения соответствующих норм материального права компетентными органами государства и их должностными лицами. Методология работы включает общефилософские (диалектико-материалистический метод), общенаучные (анализ и синтез, индукция и дедукция, сравнение, абстрагирование и др.), специальные (филологический и др.), частно-научные (формально-юридический) методы. Результатом явилось следующее утверждение: юридический процесс немыслим без деятельности граждан-участников процесса, поэтому процессуальные нормы находятся как в отраслях процессуального права, так и в отраслях материального права. В связи с этим предлагается следующая трактовка процессуального права: это совокупность процессуальных норм, находящихся в отраслях процессуального и материального права, во-первых, регламентирующих процедуру применения норм материального права компетентными властными органами; вовторых определяющих правовой статус граждан, юридических лиц, других участников соответствующих процессов. |
Право в современном мире
|
155–183
|
Коронавирусная инфекция стала крупнейшим за последнее столетие вызовом человечеству, продемонстрировав ряд проблем системного характера в сфере охраны здравоохранения как на национальном, так и международном уровне. Перегрузка медицинских учреждений, сопровождаемая стремительным ростом потребности в различных технологиях здравоохранения, спровоцировала всплеск ограничений и дискриминации при доступе к медицинской помощи и лекарственным средствам, в особенности в развивающихся странах. Необходимость поддержания баланса интересов индивидуума и разработчиков технологий здравоохранения, отчетливо обозначившаяся с момента унификации международно-правовых механизмов защиты прав интеллектуальной собственности, обсуждается в контексте роста затрат на вакцины и другие технологии лечения COVID-19. В статье анализируются международно-правовые основы права на наивысший достижимый уровень здоровья, закрепленные международными договорами универсального и регионального характера, а также актами, принимаемыми профильными международными организациями. Особое внимание уделяется анализу гарантий охраны здоровья уязвимых категорий населения. В частности, подчеркивается уязвимость медицинских работников перед лицом инфекционных пандемий, что увеличивает трудности в обеспечении права на здоровье населения. В работе устанавливается взаимосвязь охраны здоровья человека и реализации иных основополагающих человеческих прав, подверженных влиянию распространения вируса (право на питание, воду и санитарные услуги). В условиях ограничения доступа к технологиям здравоохранения обосновывается необходимость рационального применения норм защиты прав интеллектуальной собственности для обеспечения реализации права на наивысший достижимый уровень здоровья. Проанализированы международно-правовые механизмы, нацеленные на расширение доступа к жизненно важным технологиям здравоохранения в условиях чрезвычайных ситуаций. Обращено внимание на нарастание противоправной деятельности под влиянием дефицитности лечебных средств, существенно ограничивающей возможность реализации прав человека. |
|
184–209
|
В статье даны результаты анализа некоторых аспектов изменения правового регулирования Европейского союза во исполнение и в развитие обозначенной в Стратегии Единого цифрового рынка для Европы 2015 года цели создания благоприятных условий для развития цифровых сетей и услуг как одного из трех направлений деятельности по созданию единого цифрового рынка. Целью исследования выступает выявление предмета, особенностей и тенденций правового регулирования единого рынка телекоммуникаций и аудиовизуальных медиа-услуг для создания благоприятных условий развития цифровых сетей и услуг в рамках единого цифрового рынка ЕС и повышения эффективности функционирования внутреннего рынка ЕС в целом. Анализируется текст Стратегии, а также ряд как рекомендательных, так и нормативных правовых актов, в том числе программного характера, например, принятые во исполнение Стратегии регламенты и директивы, а также Сообщение Комиссии «Формирование цифрового будущего Европы» 2020 года, Сообщение Комиссии «Цифровой компас: европейский путь цифрового десятилетия» 2021 года, Регламент «Программа для цифровой Европы (2021–2027)». Внутренний рынок играет ведущую роль в реагировании на целую серию вызовов, с которыми в последнее время сталкивается ЕС, в частности, ускорение внедрения новых технологий, оказывающих сильное влияние на сферу как телекоммуникаций, так и аудиовизуальной аудиовизуальных медиа-услуг, которые в связи с этим характеризуются чрезвычайно быстрыми изменениями. Сделан вывод о том, что многое из запланированного Комиссией в Стратегии в сфере телекоммуникаций и аудиовизуальных медиа-услуг было выполнено, однако все цели еще не достигнуты. Институты ЕС в короткие сроки способны предпринимать целый комплекс взаимосвязанных, последовательных и чрезвычайно необходимых мер для усовершенствования правового регулирования внутреннего рынка, создавая единый цифровой рынок. Актуальности теме исследования добавляет тот факт, что в Евразийском Экономческом Союзе в данный момент обсуждается заключение договора в сфере регулирования электронной торговли. |
|
210–235
|
Работа посвящена анализу юрисдикционных иммунитетов публичных субъектов, участвующих в трансграничных заемных правоотношениях, а также специальному коллизионно-правовому режиму договора международного займа с участием таких субъектов. Рассматриваемый договор представляет собой конструкцию sui generis, что обусловлено его специфическим субъектным составом. Автор делает следующие выводы. Договор займа, заключаемый публичным субъектом (заемщиком) с иностранным частным лицом (займодавцем), следует признавать в качестве acta jure gestionis вне зависимости от социально-экономической цели, преследуемой заемщиком, поскольку первоочередное значение имеет характер действий публичного субъекта — реализовывал ли он, заключая и исполняя соответствующий договор, свои властные полномочия или выступал наравне с иными участниками гражданских правоотношений. В отношении договоров международного займа с участием публичных субъектов действует специальный коллизионно-правовой режим, отличный от существующего для гражданско-правовых договоров, лишенных подобного участия. В частности, это проявляется в существовании коллизионного иммунитета публичных субъектов в договорных отношениях. Автор выделяет две основные разновидности доктрины коллизионного иммунитета («жесткая» и «мягкая» формы), а также указывает на недопустимость безусловного подчинения договора займа праву государства-заемщика. Такой иммунитет следует считать «правовым атавизмом», поскольку он не способствует регулированию соответствующих отношений с учетом общепризнанных частноправовых принципов равенства и автономии воли, фактически ставя публичный субъект в привилегированное положение по сравнению с иными участниками гражданского оборота. Наконец, стороны исследуемого договора в целом обладают более широким усмотрением в вопросе выбора применимого права, поэтому могут структурировать договорные отношения таким образом, чтобы обеспечить баланс интересов и исключить возможность злоупотреблений со стороны друг друга. При этом использование lex mercatoria в качестве права, применимого к такому договору, является предпочтительным, поскольку lex mercatoria представляет собой упорядоченный, общедоступный и универсальный инструмент правового регулирования общественных отношений, осложненных иностранным элементом, и отвечает интересам обеих сторон. |
Рецензии
|
236–242
|
В рецензии анализируется содержание монографии «Преступный сюжет в русской литературе» (М.: Проспект, 2021, 640 с.), автор которой — выдающийся ученый в области уголовного права А.В. Наумов. В рецензируемой работе ученый предпринимает попытку объяснить феномен преступного посредством раскрытия связанных с ним уголовно-правовых, криминологических, философско-правовых и иных базовых проблем сквозь призму детального изучения огромного количества преступных сюжетов, содержащихся в произведениях великой русской литературы. В контексте такого исследования автор обращается к произведениям более чем 80 отечественных писателей. |
|
243–250
|
Рецензия на книгу: Как возможна логика в праве / под ред. М.В. Антонова и др. СПб.: Алетейя, 2021. 456 с. |
|
|