|
2015. №4
|
Правовая мысль: история и современность
|
4–16
|
Расширение перечня охраняемых результатов интеллектуальной деятельности и усиление их защиты не должно приводить к лишению общества возможности иметь доступ к научному и культурному достоянию и использовать ее. Приобретение использованием интеллектуальной собственности глобального характера означает необходимость получения согласия на использование результата интеллектуальной деятельности в ряде юрисдикций, возможно, у разных правообладателей. Это поднимает стоимость использования интеллектуальной собственности и, соответственно, стоимость доступа общества к существующим достижениям человеческой мысли, как в культурной, так и в технической сферах. В решении этих проблем механизм общественного достояния способен сыграть чрезвычайно важную роль. Необходимо учитывать, что простое выведение объектов из сферы охраны способно создать новые проблемы: ослабление исключительных прав может приводить не столько к расширению сферы свободного использования произведений обществом, сколько к монополизации высвободившейся сферы лицами, контролирующими соответствующие массивы информации. Режим общественного достояния позволяет предупредить эту опасность, устанавливая правила и условия использования чужих результатов интеллектуальной деятельности. При этом данный режим может быть выгоден как пользователям, так и правообладателям, которые, в свою очередь, используют чужие результаты интеллектуальной деятельности в своей коммерческой деятельности, в том числе для создания новых объектов. В статье рассматриваются основные функции режима общественного достояния в сфере интеллектуальной собственности. Эти функции многообразны и значительно выходят за пределы внутреннего регулирования интеллектуальной собственности. В то же время, есть области, в которых лучше использовать иные инструменты. Например, режим общественного достояния недостаточно эффективен в плане стимулировании инициативы в инновациях и создании новых результатов, где гораздо лучше работает механизм предоставления исключительных прав. Поэтому наиболее эффективно комплексное регулирование вопросов интеллектуальной собственности, с учетом возможностей каждого из имеющихся инструментов. В этом случае режим общественного достояния может стать важной частью механизма регулирования интеллектуальной собственности и использования информации в целом. |
|
17–33
|
Статья посвящена источникам доходов религиозных организаций, происхождению и предназначению церковного имущества, а также проблеме его отчуждения в государственную собственность (секуляризации). Анализ выполнен на примере Православной Церкви, для этого рассмотрены источники канонического права и прослежены исторические аспекты. Сделан вывод о преимущественно общественном предназначении церковного имущества. Это означает, что изъятие церковного имущества порождает расходные обязательства бюджета. Последовательно рассмотрены вопросы возникновения и источников приобретения церковного имущества, правовые формы его отчуждения (секуляризации), а также предназначения церковного имущества. Приобретение храмового имущества прослежено со времен античности, хотя возникновение легального имущества христианских церквей можно отсчитывать только с момента издания Миланского эдикта (313 г.). Основные источники его приобретения: пожертвования, наследование, покупка или создание вновь, дары из государственной казны. Предназначение церковного имущества определяется внутренними правилами Церкви, но каких-то определенных постановлений на этот счет каноническое право не содержит, несмотря на ясное понимание должного и недолжного использования. Секуляризация (ее следует отличать от незаконного изъятия) церковного имущества является исторической формой национализации, ее характер зависит от вовлеченности государства в дела церковного управления. История секуляризации в странах Западной Европы связана с проблемой «умерщвления» церковного имущества, его изъятием из гражданского оборота. На Востоке (в странах восточного христианского вероисповедания) такой проблемы не возникало в силу двустороннего процесса дарения и изъятия церковного имущества со стороны государства. |
|
34–44
|
В статье сопоставляются критерии эффективного внутреннего средства правовой защиты от волокиты при рассмотрении дела или при исполнении решения суда, используемые Европейским судом по правам человека, и правовые гарантии, установленные в Федеральном законе от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок». Автор делает вывод о сужении правовых возможностей компенсации вреда за волокиту, обращая при этом внимание на то, что ограничение правовых возможностей взыскания компенсации вреда за нарушение права на справедливое судебное разбирательство позиционируется российскими властями как особенность национального регулирования. На примере конкретного дела, относящегося к категории защиты прав потребителей, автор демонстрирует сложившуюся судебную практику применения положений названного закона. Апробация этого закона выявляет его неэффективность и новые нарушения ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (1950). Причины неэффективности российского закона кроются как в его положениях, так и в процессуальных правилах рассмотрения и разрешения требований заявителей о взыскании компенсации вреда, причиненного судебной волокитой. Анализируя нормы указанного закона и судебную практику его применения, автор делает ряд выводов. Правовой институт компенсации за судебную волокиту не соответствует требованиям эффективного внутреннего средства правовой защиты от судебной волокиты, сформулированным в ст. 13 Европейской конвенции и судебных постановлениях Европейского суда по правам человека по жалобам против России. Исходя из этого, системная проблема чрезмерной длительности судебного процесса и исполнения решения суда государством не решена. Существует объективная потребность в устранении выявленных несоответствий требованиям ст. 6 и 13 Европейской конвенции, как в материальном, так и в процессуальном праве. Практика применения положений Федерального закона от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ демонстрирует, что имеются значительные трудности в непосредственном применении общепризнанных принципов и норм международного права. |
|
45–53
|
В статье рассмотрены особенности коммуникативной теории права, проанализированы труды ученых-юристов, рассматривающих развитие коммуникативной концепции правопонимания. Исследовано ее практическое применение в правовой системе Кыргызской Республики. Теоретико-правовой анализ научной дискуссии о коммуникативной концепции права позволяет определить ее персоналистскую и гуманитарную направленность. Особенностью коммуникативной концепции права, разработанной профессором А.В. Поляковым, является то, что она основана на интегративном подходе к правопониманию. В рамках коммуникативной теории права синтезируются социологическая и психологическая концепции правопонимания. Право рассматривается как психосоциокультурная целостность. В основе рассматриваемого подхода лежит взаимосвязь человека и его прав и обязанностей. В статье анализируются основные признаки права: наличие субъектов, обладающих взаимообусловленными (коррелятивными) правами и обязанностями; наличие социально признанных и общеобязательных правил поведения. Коммуникативная теория права ставит вопрос о целесообразности расширения сферы применения фикции от технико-юридического приема, нацеленного на преодоление консерватизма, к методологическому инструменту понимания права. Вместе с тем, необходимо изучить практическое применение данной теории в условиях глобализации и правовой конвергенции. В соответствии с коммуникативной теорией права правовая коммуникация, выражается в осмысленном взаимном поведении индивидуумов, осознающих свои правовые обязанности и субъективные права. Однако фактические отношения, связывающие двух субъектов, с их точки зрения, правами и обязанностями, таковыми не являются, если они не нормативны. Коммуникативная теория права получила в основном положительные отзывы со стороны научного сообщества. Дискуссионность отдельных положений этой теории выражается в следующем. Ученые-юристы обращают внимание на неоднозначность феноменологической редукции правового эйдоса, что может привести к субъективной трактовке научной концепции (И.Ю. Козлихин), на широкое использование различных правовых концептов, заимствованных из других наук (Ю.И. Гревцов), а также на широкое определение понятия права (Р.А. Ромашов) и т.д. В целом коммуникативная теория права носит междисциплинарный характер. Данная концепция наглядно демонстрирует развитие интегративных подходов к правопониманию в современной юриспруденции. |
Российское право: состояние, перспективы, комментарии
|
54–69
|
В статье исследуются конституционные основы института участия граждан в управлении государ-ственными делами и в отправлении правосудия, которые рассматриваются как основополагающиепринципы взаимоотношений между демократическим государством и его гражданами. Определе-но, что суд не может быть отделен от общества, поскольку без взаимопонимания с обществом судыникогда не смогут быть органами социального контроля, приносящими своей деятельностью социаль-ный эффект. Автором проводится мысль, что институты, реализующие привлечение граждан к от-правлению правосудия, выступают эффективным средством борьбы с коррупционными процессамив судебной системе, утверждения действительно независимого правосудия, а также способны су-щественно влиять на становление гражданского общества, развитие гражданской ответственностии гражданского правосознания. В статье детально характеризуются цели и задачи использованияданного института, выявляются его особенности применительно к различным видам судопроизвод-ства. Конкретным проявлениям института участия граждан в отправлении правосудия являетсяпривлечение арбитражных заседателей в рассмотрение экономических споров. Анализ практикиреализации и функционирования данного института проводится на основе судопроизводства в ар-битражных судах, в частности, рассматривается сложившаяся современная практика участия ар-битражных заседателей в осуществлении экономического правосудия. В статье рассматриваютсяизменения арбитражного процессуального законодательства и происходящие в результате этогопроцессы в правоприменительной практике, которые привели к явно негативным последствиям,выражающимся в резком свертывании использования данного института и, как следствие этого, кпрактической невозможности реализации предусмотренного Конституцией Российской Федерацииправа на законный состав суда по конкретному экономическому спору, включающий представителейэкономической общественности. Выявляются причины этого явления на основе статистических по-казателей, судебно-арбитражной практики и социологического исследования. В частности, детальноанализируются процедуры формирования корпуса арбитражных заседателей в суде с выявлениемпозитивных и негативных процессов и, соответственно, причин, им способствующих; характер вли-яния на этот процесс активности или пассивности российского бизнес-сообщества. С привлечениемсудебно-арбитражной практики анализируется процедура формирования состава арбитражного судадля рассмотрения конкретного экономического спора, включающего арбитражных заседателей, вы-являются имеющиеся в настоящее время проблемы в этом вопросе и вскрываются их причины. |
|
70–90
|
Проблемы федеративной формы государственного устройства стали рассматриваться в российской государственно-правовой науке со второй половины XIX века, т.е. собственно тогда, когда она сформировалась как самостоятельная область научного знания. До этого периода времени следует упомянуть лишь отдельные замечания о природе союзного государства у А.П. Куницына. В целом, к концу XIX века федеративное (союзное) государство интерпретировалось как соединение (союз) государств (государствоподобных образований), в котором составляющие его члены в пределах, очерченных общесоюзной конституцией, подчиняются власти федерального центра, сохраняя самостоятельность в других сферах деятельности. Союзное государство мыслилось не только как более тесное соединение по сравнению с союзом государств, но и имеющее качественно иную юридическую природу. При этом генезис союзного государства виделся как усиление центростремительных сил в союзе государств, а не как децентрализация государства. На рубеже XIX–ХХ вв. место первостепенных проблем теоретической конструкции союзного государства заняли такие вопросы, как разделение суверенитета и государственный статус субъектов федерации, что обусловлено в значительной мере влиянием немецкой юриспруденции (в первую очередь речь идёт о концепции «несуверенного государства» Г. Еллинека, которая, однако, с позиций сегодняшнего дня вряд ли может быть признана убедительной и подтверждаемой политико-правовой практикой). В тоже время Б.Н. Чичерин и А.Д. Градовский — крупнейшие российские государствоведы второй половины XIX века — не считали вопрос о государственном статусе субъектов федерации центральным для описания правовой природы союзного государства, рассматривали федеративный принцип в качестве гарантии децентрализации публичной власти (Градовский) или раздробления и распределения по различным центрам правительственной власти (Чичерин). Однако содержащееся в их трудах «децентралистское» понимание федеративных идей в науке было отодвинуто на второй план «союзнической» интерпретацией природы федеративного государства с ее проблемами суверенитета и статуса составных частей федерации. |
|
91–102
|
Статья затрагивает интересные и важные вопросы возмещения вреда, причиненного незаконными действиями административных органов. Основное внимание уделяется современному аспекту рассматриваемого вопроса. Предлагаются соответствующие изменения в законодательстве, связанные с поднятой в статье проблематикой, например, дополнение Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации (далее — КАС РФ) положением о том, что граждане вправе подавать в суд заявления о возмещении вреда или убытков, причиненных незаконными действиями административных органов в случае письменного отказа соблюдения досудебного порядка урегулирования споров со стороны должностного лица. Также автор предлагает дополнить КАС РФ положением, согласно которому в случаях, установленных законом, при рассмотрении жалобы о возмещении убытков (вреда), причиненного незаконными действиями (бездействием) должностного лица, суду необходимо учитывать обязанность соблюдения досудебного порядка рассмотрения вопроса о возмещении убытков (вреда) в пределах до 100 тыс. руб. Также предлагается в КАС РФ установить правило, при котором за противоправное поведение должностного лица (которое в административном порядке не возместило убытки) несет ответственность в суде орган или вышестоящее должностное лицо (которое впоследствии в дисциплинарном порядке будет выяснять все вопросы со своим подчиненным). Автор обосновывает необходимость внесения изменений в АПК РФ, ГПК РФ и КАС РФ в частности, если соответствующий субъект в административном порядке добровольно не уплачивает убытки, причиненные незаконными действиями (бездействием) должностных лиц, то сумма, взыскиваемая через суд, может быть увеличена. Автор делает вывод, что законодательство должно стимулировать возмещение вреда в административном порядке в противовес большим финансовым затратам в судах. |
|
103–115
|
Предметом исследования являются нормы Гражданского кодекса Российской Федерации, закрепляющие неисключительные права автора, классификацию неисключительных прав и возможное влияние на статус иностранного автора в Российской Федерации. Особое внимание уделено следующим аспектам: 1) выявлению основных признаков, характеризующих неимущественные права и иные права по законодательству РФ; 2) уточнению, на основании выявленных характеристик неимущественных и иных прав автора, классификации неисключительных авторских прав в законодательстве России; 3) оценке соответствия классификации неисключительных прав автора в ГК РФ международно-правовым обязательствам Российской Федерации; 4) анализу доктринальных позиций и правоприменительной практики по рассматриваемому вопросу; 5) прогнозированию возможных проблем в сфере регулирования неимущественных прав иностранных авторов в Российской Федерации и предложение путей их устранения. В исследовании использованы методы правового анализа, правового моделирования, правового прогноза, методы сравнительного правоведения и исторического анализа. В статье сделано два основных вывода. Во-первых, выявлены пробелы в классификации неисключительных прав автора в соответствии с ГК РФ как неимущественных и иных, и внесены предложения по уточнению классификации с учетом правотворческой практики отдельных государств, российского законодательства, действовавшего до вступления в силу ГК РФ, современных обобщений российской правоприменительной практики, а также с учетом международно-правовых обязательств Российской Федерации (по Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений 1886 г.). Помимо прав, четко обозначенных в ст. 1228 ГК РФ, к категории неимущественных прав предложено отнести право на неприкосновенность и защиту произведения от искажения. К категории иных прав, помимо обозначенных в ст. 1226 ГК РФ, предложено относить право на обнародование произведения, право на отзыв, право на получение вознаграждения за использование служебного произведения и др. Во-вторых, выявлены риски появления возможных проблем в сфере регулирования неимущественных прав иностранных авторов на территории России и предложены варианты их устранения. |
|
116–128
|
Сегодня работодатели используют заемный труд, поскольку появилась неустойчивая занятость. В статье предпринята попытка определить, что относится к неустойчивой занятости в целом и к заемному труду, в частности. В работе указывается на многочисленные нетипичные формы занятости, имеющие место в развитых странах, говорится о нестабильности классических трудовых отношений. Заемный труд с его трехсторонней структурой как нельзя лучше показывает, насколько тонкой может быть грань между трудовым и гражданским правом. В статье также определяются дефиниция «неустойчивая занятость» и критерии неустойчивых форм занятости. Отмечается, что в условиях российской действительности отсутствие необходимой гибкости в трудовых отношениях приведет к уходу трудовых отношений из правового поля в тень, что противоречит интересам работников, предпринимателей и государства. Вектор правового исследования направлен на анализ заемных и схожих отношений, как в российской, так и в зарубежной практике. Указывается на имеющиеся в правовой практике отличия заемного труда от рекрутинга, аутсорсинга, аутстаффинга, временной работы и других схожих правоотношений. В исследовании определяются черты, свойственные заемному работнику в странах Европы. В настоящее время заемный труд стал широко распространенным явлением, а его правовое регулирование в нашей стране отстает. В связи с этим важно определить фактически сложившуюся систему взаимодействий в рамках заемного труда. Во многом положение работников определяется системой управленческих отношений, в которую они вовлечены. У заемных работников эта система сложнее, чем у штатных, поскольку они подчиняются не только тем, кто их нанял, но и тем, кто реально использует их труд. Поэтому важно рассмотреть идеальную правовую систему, которая сможет урегулировать соответствующие отношения, а затем определить, что имеется в реальности. Выводы в предложенной работе делаются с учетом социологических исследований, проводимых в сфере заемного труда в целях защиты прав работников в условиях современных экономических отношений. Выработка комплекса структурных и директивных норм регулирования заемного труда, направленных на установление правового статуса субъектов данного правоотношения — это возможный путь поиска компромисса, позволяющего защитить заемных работников и сохранить привлекательность бизнеса. |
|
129–139
|
Статья посвящена проблеме определения границы между действиями исполнителя и организатора преступления. С этой целью фигура организатора анализируется с точки зрения института соучастия, а также в контексте статей, устанавливающих ответственность за создание организованной группы, преступного сообщества и руководство ими. Разобраны недостатки законодательного определения понятия «организатор». Проанализирована диспозиция ч. 1 ст. 210 Уголовного кодекса Российской Федерации с точки зрения разграничения соучастия в преступлении и участия в организованной преступной деятельности. Также предложен вариант изменения терминологии для обозначения субъектов преступлений, предусмотренных в указанной статье. Приводится обзор мнений различных авторов по вопросу о соотношении фигуры организатора в контексте института соучастия и организатора преступных сообществ и организованных групп. Рассмотрен на предмет полноты перечень статей, предусматривающих ответственность за создание организованной группы и преступного сообщества и руководство ими, закрепленный в ч. 5 ст. 35 УК РФ. Освещен вопрос квалификации действий лиц, входящих в состав организованной группы или преступного сообщества, при совершении ими конкретного преступления. Рассмотрены случаи, когда такие лица являются исключительно организаторами преступления и когда данная роль совмещается с непосредственным совершением преступления. Автор приходит к выводу об отсутствии в уголовном законодательстве четкой границы между исполнителем и организатором преступления, что приводит к сложностям в квалификации на практике. Предложены возможные пути устранения существующих противоречий между нормами Общей и Особенной частей УК РФ с целью более точного определения статуса организатора преступления, а именно: изменение формулировки ч. 3 ст. 33; дополнение перечня, содержащегося в ч. 5 ст. 35; изменение названий ряда статей Особенной части УК РФ; редактирование диспозиции ч. 1 ст. 210; отказ от сформированного судебной практикой подхода относительно признания всех участников преступных формирований соисполнителями совершаемого преступления вне зависимости от фактически выполняемой ими роли. |
|
140–146
|
Bank secrecy has long been recognized as one of the fundamental legal constructions in banker-customerrelationships. Recent developments in legal regulation of it show that bank secrecy is subject to more andmore limitations, i.e. more and more authorized bodies may have access to the relevant information and,moreover, in some cases the banks are obliged to inform the authorities about clients’ transactions evenwithout any request. Many scholars consider these developments as a limitation of bank secrecy whicheventually may lead to its “death”. The author argues that such an assessment is based on a one-sided approachto bank secrecy as a fundamental right of the bank’s client. As a general rule, bank secrecy of thisnature is understood to be one of the components of an individual’s right to privacy, or — in the case of alegal entity — as one of the fundamentals of the legal status of a legal entity. Although such an approach isacceptable within a positivistic view on the legal theory, the author argues that a broader view on the matteris justified when the legal nature of bank secrecy is understood as a legal construction aimed at finding anoptimal balance between private and public interests involved in the confidential sphere of banker-customerrelationships. As a result the latest developments may be seen as attempts to find a new balance, thebalance between private and public law aspects of bank secrecy which will be more adequate taking intoconsideration the realities of the contemporary banking and financial environment. |
Право в современном мире
|
147–164
|
Учитывая, прежде всего, тенденции развития экономической интеграции, выразившейся в широком распространении интеграционных объединений, возможно, понятие федерализма следует отождествлять не только лишь с формой территориального устройства государства, но также с некоторыми международным организациям и/или межгосударственным объединениям. В качестве наиболее яркого примера выступает Европейский Союз (ЕС). При объединении государств в союз на основе принципа федерализма предстоит решить, на кого будет возложена обязанность регулирования коллизий в частноправовой сфере при множественности правовых систем. Основная цель исследования заключается в определении того, кому принадлежит компетенция в сфере регулирования вопросов МЧП в ЕС, а также в выявлении влияния федеративных черт, присущих ЕС, на отношения государств-членов ЕС в сфере МЧП. На основе анализа доктрины, а также учредительных договоров ЕС и практики Суда ЕС в статье выделяются характерные для ЕС элементы федерализма, при этом подчеркивается отсутствие единогласия среди представителей доктрины в отношении правовой природы ЕС. Компетенция ЕС, как внутренняя, так и внешняя, в сфере МЧП является компетенцией ограниченной. Унифицируя нормы государств-членов в области конфликта законов и споров о подсудности, ЕС вышел за рамки своей компетенции, в частности, нарушив как принцип субсидиарности, так и принцип пропорциональности. В статье на примере решений Суда ЕС по делам в отношении двойной фамилии рассматривается влияние материального права ЕС на механизмы национально-правового регулирования вопросов, входящих в сферу МЧП. Федеративные черты ЕС произвели настоящий переворот в отношении традиционного понимания конфликтов законов, что привело к возникновению нового типа конфликта — «диагонального конфликта». Логика федерализма влечет для МЧП государств-членов последствия, которые, в основном, принимают форму конституционных ограничений и концентрируются в сфере основных свобод ЕС. В итоге заимствования черт федерализма коллизии законов в рамках ЕС впредь должны пониматься как совокупность и традиционных частноправовых вопросов, и вопросов разделения компетенций, которые теперь рассматриваются с точки зрения конфликта юрисдикций. |
|
165–173
|
Бурное развитие технологий обуславливает углубление глобализационных процессов, в частности экстенсивный рост электронной коммерции, которая по определению имеет международный характер. Созданная Интернетом возможность приобретать дистанционным способом товары, отсутствующие на местном рынке, ведет к развитию трансграничной розничной торговли. С юридической точки зрения одной из основных проблем данного явления становится защита прав потребителей в трансграничном аспекте. Международное частное право предлагает потребителям защиту трех видов: процессуальную, коллизионную и материально-правовую. Первостепенное значение имеет решение вопроса о международной подсудности: суд какой страны правомочен рассматривать спор, вытекающий из трансграничного договора с участием потребителя? Особый статус потребителя как экономически более слабой стороны не позволяет обойтись общими нормами о подсудности. Право Европейского Союза, a также правопорядки многих стран других регионов планеты содержат специальные процессуальные нормы, которые на основе определенных принципов устанавливают юрисдикцию суда того или иного государства по рассмотрению споров из договоров с участием потребителя. В России подобное регулирование отсутствует. Таким образом, российская система защиты прав потребителя в трансграничном аспекте лишена важнейшего элемента. Для цели выработки рекомендаций по совершенствованию российского международного частного права в статье рассматривается содержание отдельных статей Регламента «Брюссель I» — основополагающего акта ЕС в сфере регулирования международной подсудности, a также исследованы доктринальные позиции зарубежных ученых. В статье сделан вывод о необходимости ограничения автономии воли сторон при установлении подсудности споров из договоров с участием потребителя. В основу решения юрисдикционного вопроса может быть положен, как и в европейском праве, критерий нацеленной деятельности, который способствует решению ряда спорных вопросов. В то же время данный критерий порождает новые теоретические и практические проблемы, которые к настоящему времени не нашли решения в доктрине и законодательстве, — это собственно определение «направленной деятельности», a также пределы «предпринимательской или профессиональной» деятельности, которые необходимо знать для установления статуса потребителя. |
|
174–185
|
Налоговая система Южно-Африканской Республики в последнее время переживает значительные изменения. Основой реформирования порядка административного и судебного обжалования решений Государственной службы доходов ЮАР стало принятие Закона о налоговом администрировании в 2012 г. В статье исследуется правовое регулирование способов разрешения налоговых споров в Южно-Африканской Республике. Первой инстанцией разрешения конфликтов между налогоплательщиками и налоговыми органами является Налоговый совет — административный орган в структуре Государственной службы доходов. В Налоговый совет входят председательствующий, назначаемый из числа адвокатов, сертифицированный бухгалтер и представитель предпринимательского сообщества. В случае неудовлетворенности решением Совета участники налоговых правоотношений вправе обратиться в налоговый суд. Система налогового судопроизводства был учреждена в соответствии с Конституцией ЮАР 1996 г. Налоговые суды располагаются в четырех городах, что, по мнению специалистов, влечет для налогоплательщиков дополнительные расходы, усложняет доступ к специализированному правосудию, следовательно, ухудшает положение налогоплательщиков. Решения налоговых судов могут быть обжалованы в отделения Верховного суда ЮАР в провинциях. Данные суды могут подтвердить оценку обязательства налогоплательщика, отменить решение налогового суда и принять новое решение, либо направить дело в налоговый суд с требованием рассмотреть его повторно в новом составе судей. Наконец, налогоплательщики имеют право обратиться в Высший апелляционный суд, решение которого имеют силу прецедента и, как правило, налогоплательщиками не обжалуются. Тем не менее Конституционный суд ЮАР вправе пересматривать решения Высшего апелляционного суда. Однако в настоящее время вопреки требованиям законодательства процедура рассмотрения налоговых споров Конституционным судом ЮАР отсутствует. Особое внимание автор уделят альтернативным способам разрешения налоговых споров. Успешно зарекомендовали себя медиация и арбитраж. Однако наибольший интерес представляет институт Налогового омбудсмена, учрежденный в 2012 г. Налоговый омбудсмен должен рассматривать жалобы с помощью справедливых и экономически эффективных мер. Данный метод решения споров разработан как простое и доступное средство для налогоплательщиков, которые имеют правомерные жалобы, относящиеся к административным делам, плохому качеству обслуживания или неспособности Государственной службы доходов соблюдать права налогоплательщиков. |
|
186–196
|
Исторический анализ развития уголовной политики Германии конца XIX — середины XX вв. вызывает немалый интерес, прежде всего, потому, что это период становления науки уголовной политики, выявление ее содержания, целей и задач. Разработка понятия и функций уголовной политики приобрели особую остроту в связи с попытками построения демократического правового государства в период Веймарской республики. Это выразилось в осознании необходимости реформирования уголовного законодательства с целью смены парадигм, отказа от излишней репрессии и экономии расходов на уголовную юстицию. Под влиянием различных концепций уголовной политики, преобладавших в Веймарской республике, была сделана попытка привести уголовное законодательство в соответствие с веяниями времени и потребностями общества. Перед уголовным правом стояла прежде всего задача защитить общество от преступных посягательств, перевоспитать и ресоциализировать преступника. Уголовное законодательство также претерпевало ряд изменений, связанных с идеями и принципами, сформированными уголовно-правовой наукой того времени, которая опиралась на криминологические и социологические исследования в области преступления и наказания. Споры и дискуссии, принятые законодательные решения, разработки в области уголовной политики, безусловно, повлияли на становление и развитие уголовно-политических стратегий страны, стали основой формирования современной концепции уголовной политики Германии. После установления национал-социалистического режима постепенно снижается роль превенции и ресоциализации преступника как функций уголовного права, наказание становится, прежде всего, карой, правопорядок обеспечивается через устрашение граждан. Ретроспективный анализ уголовной политики Германской империи, Веймарской республики и национал-социалистического режима показывает, насколько быстро можно перейти от либерального мышления к репрессивному регулированию всех сфер человеческой жизни. В статье рассмотрены те изменения в немецком уголовном законодательстве, напрямую связанные с новыми приоритетами уголовной политики государства. Исследование указанных изменений направлено на выявление непосредственной зависимости уголовного права от внутренней и внешней политики правящих кругов, от навязанной и господствующей в социуме идеологии. |
|
197–208
|
Предметом настоящего исследования являются международные договоры, заключенные в различные исторические периоды между Канадой и Соединенным Королевством Великобритании и Северной Ирландии, а также акты внутреннего законодательства Канады, принятые для имплементации соответствующих норм международного права. Целью исследования стали определение моделей реализации двусторонних договоров Канады и Соединенного Королевства, форм их реализации во внутреннем праве, а также классификация действующих и утративших силу соглашений. Методологию работы составили формально-юридический и историко-правовой методы исследования, а также метод сравнительно-правового анализа. В результате исследования автор пришел к выводу, что Канада придерживается как имплементационной, так и адопционной моделей реализации двусторонних соглашений с Великобританией, используя при этом различные их формы (экспресс-реализацию, косвенную реализацию и др.). Канадское право имеет особенности, содержание которых обусловлено тесной исторической связью с британской монархией и английской правовой традицией. В настоящее время договорное нормотворчество является полномочием исполнительной власти, вытекающим из Королевской прерогативы. Поэтому международные договоры от имени Канады подписывает и ратифицирует федеральное правительство. Однако в силу разделения компетенции между федеральной и провинциальной властями, закрепленного в ст. 132 Конституционного акта Канады (1867), международные обязательства, касающиеся предмета ведения провинций, могут быть осуществлены только после принятия имплементационного законодательства этой провинции. Чаще всего вопросы, подпадающие под юрисдикцию провинции, относятся к международному частному праву. В исследовании установлено, что, несмотря на длительный исторический период международных отношений с Великобританией, для Канады продолжает действовать незначительное число международных договоров, заключенных преимущественно в сфере экономического и военного сотрудничества, правовой помощи по уголовным и гражданским делам, воздушного сообщения, налогообложения, рыболовства и социального обеспечения. Объяснением этого, на взгляд автора, является сравнительно молодой суверенитет самой Канады, а также сохраняющееся прямое влияние внутреннего права Великобритании на правовую систему ее бывшего доминиона. |
Дискуссионный клуб
|
209–219
|
В статье рассматривается и анализируется модель управления компанией с приоритетом со стороны акционеров. Целью автора является рассмотрение концепции управления компанией с приоритетом со стороны акционеров, а также ее анализ с точки зрения возможности использования в российских корпоративных реалиях. Модель приоритета акционера направлена на недопущение нарушений менеджментом обязанностей должной заботливости, справедливости и лояльности (нарушения своих фидуциарных обязанностей) и нанесения ущерба экономическим интересам акционеров и компании. Рассматриваемая модель управления создает возможность со стороны акционеров дисциплинировать руководство компании. Особенностью приоритета управления со стороны акционеров является наличие агентских взаимоотношений между принципалом–акционером и агентом–менеджментом. В статье также рассматриваются некоторые особенности взаимоотношений между самими собственниками. Модель приоритета со стороны акционеров позволяет не только налагать на менеджмент фидуциарные обязанности, но и следить за тем, чтобы последние следовали основному критерию — корпоративному благу. Корпоративный менеджмент, являясь агентом акционеров, обязан максимизировать доходность относительно инвестиций акционеров, в том числе в долгосрочной перспективе. Часто руководство компании действует недобросовестно, нарушая фидуциарные обязанности. Менеджмент стремится получить личную выгоду, используя различные механизмы. Акционер может использовать механизмы контроля над действиями управленцев с целью максимизации стоимости компании и проведения корпоративной политики в интересах собственников. Однако собственникам следует принимать во внимание, что для решения поставленных задач менеджмент необходимо стимулировать. Статья носит междисциплинарный характер, поскольку затрагивает особенности как корпоративного права, так и корпоративного управления, которое является составной частью корпоративных финансов как науки. Указанная модель управления компанией — с приоритетом со стороны акционеров (собственников) позволяет ее участникам (собственникам, менеджменту) определять форму сотрудничества (регулировать конфликты интересов), с целью достижения максимизации стоимости компании в долгосрочной перспективе. |
Рецензии
|
220–223
|
Рецензия на кн.: Словарь международного права / отв. ред. д. ю. н. С.А. Егоров. 3-е изд. М.: Статут,2014. 495 с. |
|
224–228
|
Рецензия на кн.: Сатаров Г.А., Благовещенский Ю.Н., Римский В.Л. Социологический анализ правосознания судей, населения и предпринимателей (М.: ИНДЕМ — Фонд «Либеральная миссия», 2015, 137 с.) |
|
|